Дети богов
Шрифт:
– Fuck! Fuck! Fuck!
Я не был поклонником скудной англосаксонской обсценной лексики, однако иными словами свои чувства выразить не мог.
У меня снова немилосердно болел затылок. Я лежал на спине, наполовину погрузившись в пруд. Затылок упирался в чрезвычайно твердый, выступающий из воды камень. В глаза мне пялился остоебеневший ржавый небоскат.
– Мама, что это было? – жалобно спросил я у ненавистного неба.
– Это, – слабо прозвучало откуда-то сбоку, – был мой последний припадок эпилепсии.
– Опять вы мне врете, Илья… Михайлович, – предположил я и воздвигся из Источника.
Соленая минеральная водичка полилась с меня ручьями.
– Какой я вам Илья Михайлович?
Некромант лежал значительно ближе к пруду, чем я его оставил: то ли хотел помочь мне выбраться, то ли просто полз к воде. Полз, да не дополз.
Я пожал плечами:
– Ну не Михайлович. Максимович. Все равно врете.
Он усмехнулся.
– Ладно. Вы меня раскусили. Вру. Первых я не помню, мал был.
Надо бы его напоить, подумал я. Вид у некроманта лучше не стал: все та же мертвецкая с синевой бледность, запавшие в темноту глазниц нездоровые глаза. Он еще и губы себе раскусал до крови. Надо бы ему помочь, только вот дотрагиваться до некроманта мне не хотелось. Совсем. Заметив мои колебания. Иамен снова хмыкнул.
– Это нормально.
– Что именно?
– Внутренняя аудитория, Ингве.
Он приподнялся на вытянутых руках, упираясь ладонями в землю.
– Внутренняя аудитория говорит вам, что следует меня пожалеть. Бедный ребенок. В то же время разум и чувства во весь голос орут, что когда маленький мальчик бьется в судорогах, с пеной изо рта, а кругом из могил лезут мертвецы – это такое непотребство, которого быть на земле не должно. Разум и чувства не подсказывают вам ничего, кроме отвращения. И они правы. Вы вправе испытывать отвращение, Ингве, это нормально.
– Вы же не виноваты.
– До чего вы упрямы, – улыбнулся некромант. – Не хотите расставаться с красивыми иллюзиями? Ладно, открою еще один секрет: в детстве я препарировал живых кошек. Мне было интересно, как у них бьется сердце. И как останавливается.
Ни слова не говоря, я подхватил его под мышки и поволок к источнику. Он рухнул у края воды и пил долго и жадно.
Я присел рядом, у корней дерева. Никаким деревом это, впрочем, не было – так, окаменевший обрубок ствола. Норн с их зловещей пряжей тоже рядом не наблюдалось. Норны…
– Я понимаю – мать. А сестер вы зачем вытащили?
Иамен обернулся.
– Они мне не сестры.
– Сестры, сестры. Я же их видел. Вы похожи.
– Мало ли кто на кого похож…
– Хорошо. Не сестры. Зачем вы их? Мало девчонки и без вас настрадались?
Некромант с усилием выпрямился. Вода его несколько оживила – может, и вправду целебная? Нарзан, Фенрир его вылакай.
– Это что, по-вашему, выглядело как сознательный акт, к которому я долго и тщательно готовился? Я себя не контролировал.
Возможно.
– Допустим. Но вы же умеете и обратное. Почему вы их не упокоили?
Иамен посмотрел на меня без выражения.
– Поднятых мною тогда… до последнего приступа, которому вы были свидетелем… их упокоить обратно нельзя.
– А я и вправду там был?
Он слабо улыбнулся.
– Вам лучше знать. Вы же меня притащили на кладбище. Я потом долго гадал: что за странный дядька? Вас никто не видел, кроме врача, да и тот сомневался… Кстати, забыл вас поблагодарить – похоже, вы меня излечили. Падучая с тех пор не возвращалась.
– Рад, что сумел вам услужить. Надеюсь, вы поставили за меня в церкви свечку?
Против ожидания, мои слова Иамена не разозлили. Он продолжал улыбаться.
– Нет, свечки не поставил. Зато я выпустил за вас жаворонка.
– Что?
– У нас был такой обычай – покупать весной жаворонка и выпускать на волю. Примерно в тех числах, когда вы меня… навестили. После приступа я довольно долго приходил в себя, зато следующей весной выпустил жаворонка за вас. Имени вот только не знал, так что, извините, сформулировано это было примерно как «за одноглазого старика в лохмотьях». Ничего, в следующий раз уточню.
Одноглазый старик в лохмотьях, мать моя вельва… Я понял, что лучше мне в эту историю не углубляться, а то последние гайки в черепушке развинтятся.
Поднявшись с окаменевших корней, я угрюмо оглядел основательно просоленные штаны. Когда оно засохнет – а засохнет очень скоро – то-то будет мне радости.
– Встать можете?
– Встану. Только сначала идите сюда.
Он шарил рукой в Источнике, внимательно во что-то вглядываясь.
– Что вы там ищете? Воды нам все равно набрать не во что.
– Не нужна нам вода… Нам нужно… Да подойдите же, я не могу за вами гоняться.
Я подошел.
– Станьте на колени рядом со мной.
– Что еще сделать? Земной поклон отвесить?
– Не огрызайтесь, пожалуйста. Я хочу вам кое-что показать.
Я опустился рядом с ним на колени. Некромант держал что-то на раскрытой ладони. Ах да, я и забыл совсем…
На ладони Иамена лежал глаз. Некогда бывшей темно-серой радужка выцвела, будто ее основательно отполоскала вода Источника. В остальном глаз как глаз. Со зрительным нервом, или что у него там торчало сзади.
– Ближе.
– Зачем?..
И тут некромант ухватил меня за подбородок жесткими пальцами и придвинул к себе. Я попытался вырваться – но не тут-то было. Иамен поднес руку к моему лицу… левую глазницу пронзила острая боль.
Пока я орал и дергался, пытаясь выцарапать то, что он запихнул мне в череп, Иамен моего подбородка не выпускал. Сказал только:
– Он должен был хорошо сохраниться. Почти физиологический раствор, без бактерий… Сделаете пластику левого века, будет как новенький. Вы можете видеть?