Дети нашей улицы
Шрифт:
— Почему бы тебе не поставлять молоко в дом нашего почтенного деда?
— Ешь молча! — обернулся на него Адхам. — Тебя не спрашивают.
— Пора мариновать лимоны, оливки и зеленый перец, — сказала Умайма, пережевывая пищу. — Тебе, Кадри, всегда нравилось принимать в этом участие, особенно начинять лимоны.
— Мы были маленькими, тогда для радостей не нужно было искать повода, — с горечью ответил Кадри.
— Что же тебе сегодня мешает, Абу Зейд аль-Хиляли [7] ? — спросил его
7
Абу Зейд аль-Хиляли — легендарный герой арабского средневековья
Кадри усмехнулся, ничего не ответив.
— Скоро ярмарка. Надо отобрать скот, — сказал Хумам.
Мать утвердительно закивала головой. Отец снова обратился к Кадри:
— Кадри, не будь таким грубым! Все соседи и так на тебя жалуются. Боюсь, ты пойдешь по стопам своего дяди.
— Или деда!
Глаза Адхама вспыхнули неодобрительным блеском:
— Не поминай деда плохим словом! Ты когда-нибудь слышал, чтобы я говорил что-нибудь подобное? И не думай так о нем отзываться! Разве он враг тебе?
— Он относится к нам так же, как к тебе! — презрительно отозвался Кадри.
— Замолчи, сделай одолжение!
— Это из-за него такая жизнь досталась нам и твоей племяннице.
Адхам нахмурился:
— Не сравнивай! Ее отец — настоящее чудовище.
— Я только хочу сказать: пока он жив, женщины нашего рода будут жить в пустыне и ходить в обносках. Какой мужчина женится на такой девушке? — выкрикнул Кадри.
— Да пусть хоть шайтан на ней женится! Какая нам разница? Она такая же непутевая, должно быть, как Идрис.
Адхам в поисках поддержки обернулся к жене. Умайма подтвердила:
— Да, точно как отец.
— Да будь она проклята вместе со своим отцом! — сплюнул Адхам.
— Вы аппетит себе не испортите? — вмешался Хумам.
— Не испортим, — ласково ответила ему Умайма. — Нет ничего лучше, чем наши посиделки за столом.
Послышался громовой голос Идриса, выкрикивающего проклятья и ругательства.
— Утренняя молитва началась! — с отвращением заметил Адхам.
Дожевав последний кусок хлеба, глава семьи встал, взял свою тележку и попрощался: «Счастливо оставаться!» «Доброго дня!» — ответили ему, и он зашагал в сторону аль-Гамалии. Через боковой вход Хумам вошел в загон. Тут же раздалось блеяние и топот копыт, овцы заполнили коридор. Кадри тоже поднялся, взял свой посох, помахал матери рукой и побежал догонять брата. Когда молодые люди поравнялись с хижиной Идриса, тот не дал им спокойно пройти и ядовито спросил:
— Почем за голову, ребята?
Кадри уставился на него с любопытством, в то время как Хумам отвел глаза в сторону. Идрис продолжил высокомерно:
— Что, никто не соизволит ответить, сыновья огуречного торговца?
— Хочешь покупать, иди на базар! — резко ответил Кадри.
— А если я решу забрать овцу? — захохотал Идрис.
— Отец! — раздался из хижины голос Хинд. — Не доводи до скандала!
— Занимайся
— Мы вам не мешаем, и вы нас не донимайте! — вступил в разговор Хумам.
— А, слышу голос Адхама! Чего прячешься за овцами? Не в стаде ли твое место?
Хумам вспылил:
— Отец наказал нам, чтобы мы не отвечали тебе, если ты будешь цепляться.
Идрис загоготал еще пуще:
— Слава Богу! А то мне несдобровать, — и грубо добавил: — Вы живете спокойно только благодаря моему имени. Будьте вы все прокляты! Убирайтесь!
Братья пошли своей дорогой, время от времени помахивая посохами. Хумам, бледный от волнения, обратился к Кадри:
— Вот мерзавец! Грязный тип! С утра от него уже несет выпивкой.
Они уходили за стадом вглубь пустыни.
— Он много болтает, но не сделает нам ничего плохого, — ответил Кадри.
— Он же крал у нас овец! — возразил Хумам.
— Он пьяница и, к сожалению, доводится нам дядей. От этого никуда не деться.
Ненадолго установилась тишина. Они шли по направлению к Большой Скале. В небе висели одинокие облачка, солнце посылало лучи на бескрайние пески. Хумам не выдержал:
— Ты сделаешь большую ошибку, если свяжешься с ним.
Глаза Кадри засверкали гневом:
— Не надо давать мне советов! Хватит с меня отца!
Еще не оправясь после унижений Идриса, Хумам ответил:
— У нас в жизни столько трудностей! Зачем нам еще и эти неприятности?!
— Да захлебнитесь вы в своих трудностях, которые сами себе устраиваете! — закричал Кадри. — Я волен поступать, как хочу.
Они добрались того места, где обычно пасли овец, Хумам повернулся к брату и спросил:
— Ты думаешь, избежишь последствий?
Кадри схватил его за плечо.
— Ты просто завидуешь!
Хумам удивился столь неожиданному ответу брата. Однако он уже привык ко всякого рода выходкам с его стороны. Он убрал с плеча руку Кадри и сказал:
— Да хранит нас Бог!
Кадри скрестил руки на груди и в насмешку покачал головой.
— Лучше я оставлю тебя. Ты скоро раскаешься, — сказал Хумам. — Но будет уже поздно.
Хумам повернулся к брату спиной и направился в тень скалы. Хмурый Кадри остался стоять под палящими лучами.
16
При слабом свете звезд семья Адхама ужинала во дворе, как вдруг произошло событие, невиданное в этой пустыне со времен изгнания. Ворота Большого Дома отворились, и оттуда вышел человек с фонарем в руках. Глаза с удивлением следили за несущим фонарь, языки онемели. Фонарь перемещался в темноте, словно звезда. Когда человек прошел уже половину расстояния от дома до хижины, Адхам напряг зрение и в свете фонаря различил: «Это же дядюшка Карим, привратник!» Когда стало понятно, что он идет к ним, изумление возросло до такой степени, что все привстали с мест, кто с куском в руке, а кто-то не дожевав. Дойдя до них, мужчина поднял руку и сказал: