Дети нашей улицы

Махфуз Нагиб

Адхам подумал: «Как ты можешь так поступать? Почему, отец, ты пробудил в нас любовь к себе, а потом не смог простить? Что может смягчить твое сердце, если до сих пор ничего его не тронуло? Что толку надеяться, если все перенесенные страдания не оправдали нас в глазах того, кого мы любим?» Не своим голосом он сказал вслух:

— Так что же, Хумам?

Хумам смутился.

— Он сказал мне, чтобы я простился и возвращался.

Темнота не скрыла неудачную попытку Умаймы сдержать рыдания.

— Что же тебя задерживает? — с презрением спросил Кадри.

— Иди, Хумам, с нашим благословением! — решительно сказал Адхам.

Кадри притворился серьезным:

— Иди,

герой, не думай ни о ком!

— Не смейся над братом! — закричал на него Адхам.

Кадри усмехнулся:

— А он оказался не лучше нас!

— Если я и останусь, то не ради тебя! — ответил резко Хумам.

— Иди, не сомневайся! — твердо повторил Адхам.

Умайма проговорила сквозь слезы:

— Да… Ступай с миром!

— Нет, мама… Я не пойду.

— Ты с ума сошел? — удивился Адхам.

— Нет, отец. Тут нужно подумать и посоветоваться.

— Не нужно тебе думать. Не возьму я такой грех на душу.

Указывая на хижину Идриса, Хумам решительно сказал:

— Мне кажется, что-то случится.

— Мы в отличие от тебя способны защитить себя от зла, — съязвил Кадри.

— Самое мудрое — не отвечать на твои слова, — гордо ответил Хумам.

Адхам снова попросил его:

— Иди, Хумам!

Хумам направился к хижине.

— Я остаюсь с вами, — проговорил он.

19

От солнца оставалась лишь узкая полоска, редкие прохожие уже исчезли. Кадри и Хумам со стадом были в пустыне одни. За целый день братья не обменялись и словом, лишь по необходимости заводя разговор. Большую часть времени Кадри отсутствовал. Хумам, сидевший в одиночестве в тени скалы, догадывался, что тот пытается отыскать следы Хинд. Неожиданно Кадри спросил Хумама с вызовом:

— Скажи, какое решение ты принял, пойдешь к деду?

— Это мое личное дело, — проворчал Хумам.

Кровь Кадри вскипела от гнева, который проступил на его мрачном, как аль-Мукаттам в сумерках, лице.

— Чего тебе оставаться?.. Когда ты уже уйдешь?.. Когда наберешься смелости, чтобы объявить всем о своем решении?

— Я остался, чтобы разделить со всеми страдания, виновник которых — ты.

— Ты говоришь так, чтобы скрыть свою зависть, — хищно улыбнулся Кадри.

— Ты вызываешь жалость, а не зависть, — удивленно покачал головой Хумам.

Дрожа от злости, Кадри приблизился к нему и, задыхаясь, произнес:

— Как я ненавижу тебя, когда ты пытаешься умничать!

Хумам презрительно посмотрел на него, ничего не сказав.

— Сама жизнь должна краснеть от стыда, что такие, как ты, рождаются! — добавил Кадри.

Стойко выдержав испепеляющий взгляд брата, Хумам уверенно ответил:

— Знай, я тебя не боюсь!

— Этот старый бандит обещал тебе защиту?

— Злоба превращает тебя в ничтожество.

Внезапно Кадри ударил брата по лицу. Хумам стерпел удар и ответил тяжелой пощечиной.

— Перестань сходить с ума! — сказал он Кадри.

Кадри быстро нагнулся, подобрал с земли камень и со всей силы швырнул им в Хумама. Хумам попытался увернуться, но камень угодил ему прямо в лоб. Он ахнул и замер на месте. В глазах сверкнул и тут же угас гнев, словно огонь, потушенный песком. Взгляд его остекленел, казалось, что он устремлен куда-то внутрь. Хумам качнулся и рухнул лицом вниз. Кадри разом выпустил пар, как каленое железо, опущенное в холодную воду. Его гнев уступил место ужасу. Он ждал в надежде, что упавший встанет или хотя бы пошевелится. Напрасно. Кадри склонился над братом, дотронулся до него рукой и осторожно

потряс. Ответа не было. Он перевернул брата на спину и стряхнул песок с его носа и рта. Хумам лежал с открытыми глазами без движения. Опустившись на колени, Кадри начал его теребить и разминать ему грудь руками. Он с ужасом смотрел на кровь, обильно струившуюся из раны. Кадри позвал брата, но ответа не было. Молчание было настолько глубоким, что, казалось, Хумам всегда был частью этого молчания. А его неподвижность была настолько странной, будто не могла принадлежать ни живому существу, ни мертвой материи. Безразличие, отрешенность, покой. Словно он был откуда-то заброшен сюда и не имел отношения к этой земле. Кадри понял, что это сама смерть. В отчаянии он стал рвать на себе волосы, испуганно огляделся вокруг, но рядом никого не было, кроме овец и насекомых, которым не было ни до чего дела. Скоро наступит ночь, и опустится темнота. Он решительно встал и зашагал с посохом к месту между скалой и аль-Мукаттамом. Кадри стал копать, загребая землю руками. Он продолжал бешено работать, обливаясь потом, ноги и руки дрожали. Потом поспешил к брату, потряс и позвал его в последний раз, уже не надеясь на ответ. Он обхватил его за ноги и поволок к яме, уложил тело, посмотрел, вздохнул, помедлил и начал засыпать песком. Кадри останавливался только, чтобы вытереть краем галабеи пот с лица. Стоило ему увидеть каплю крови на песке, как он тут же смешивал ее с пылью. Изможденный, он распластался на земле, чувствуя, как силы покидают его и подступают слезы, но он не смог заплакать. «Смерть победила меня!» — подумал он. Он не звал смерть и не желал ее, но она пришла, когда сама захотела. Если б он мог превратиться в барана, то затерялся бы в стаде. Если бы стал песчинкой, ушел бы в землю. Если я не могу вернуть жизнь, зачем было хвастаться силой? Теперь этот взгляд никогда не сотрется у меня из памяти. Тот, кого я похоронил, не принадлежит уже миру живых. И это дело моих рук!

20

Погоняя овец, Кадри вернулся домой. Тележки Адхама на месте еще не было. Из дома донесся голос матери, спрашивающей:

— Почему так опоздали?

Кадри загнал скот в стойло и сказал:

— Я заснул. А Хумам еще не вернулся?

Умайма ответила, пытаясь перекричать детей:

— Нет. Разве он не с тобой?

Кадри сглотнул.

— Он ушел после полудня и не сказал куда. Я думал, он вернулся домой.

В этот момент пришел Адхам. Поставив свою тележку во дворе, он спросил:

— А вы не поссорились?

— Нет, конечно.

— Мне кажется, он ушел из-за тебя. Но куда же он отправился?

Во дворе появилась Умайма. Кадри запер загон и подошел к тазу с водой умыться. Нужно пережить этот разговор. Что сделано — то сделано. Но отчаяние сильнее. Вытирая лицо краем галабеи, он вышел в темноте к родителям.

— Куда же делся Хумам? — спросила Умайма. — Никогда он так не задерживался.

— Конечно, — вторил ей Адхам. — Он бы нас предупредил, зачем и куда идет.

Сердце Кадри дрогнуло, когда он еще раз вспомнил случившееся.

— Я сидел в тени у скалы и случайно заметил, как он повернул в сторону дома. Я думал окликнуть его, но не стал.

— Если б ты позвал его, забыв обиду! — горестно сказала Умайма.

Адхам растерянно оглянулся в темноте, заметил тусклый свет в хижине Идриса, свидетельствующий о том, что жизнь там снова кипит, но не обратил на это внимания и остановил взгляд на Большом Доме.

— Не мог он пойти к деду?

— Он этого не сделает, не сказав нам, — засомневалась Умайма.