Дети нашей улицы
Шрифт:
— С чего это ты такой аккуратный, как девушка?!
Касем залился краской смущения и проговорил извиняющимся тоном:
— В чистоте нет ничего предосудительного, уважаемый!
Саварис злобно нахмурился:
— Нехорошо так дерзить в твоем возрасте!
В кофейне стало настолько тихо, что, казалось, в слух превратились не только посетители, но и стены, и вся посуда. Зная ранимость друга, Садек смотрел на Касема с сочувствием. Хасан же спрятал за стаканом имбирного напитка лицо, чтобы надсмотрщик не смог разглядеть отразившейся на нем ненависти.
«Адхаму показалось, что он слышит шаги. Эта медленная тяжелая поступь разбудила едва уловимые, как аромат чего-то знакомого, смутные воспоминания. Он повернулся лицом к двери и увидел, как она открывается. В проеме появился мощный силуэт. Адхам уставился на него с удивлением и напряг зрение в слабой надежде.
— Отец?! — громко простонал он.
В ответ раздался старческий голос:
— Добрый вечер, Адхам!
Из глаз Адхама хлынули слезы. От счастья, которого не испытывал уже двадцать лет, он захотел привстать, но не смог».
67
— Погоди, Касем, у меня кое-что есть для тебя! — сказала ему Сакина.
Касем остался стоять у пальмы, к стволу которой привязал козочку. Пока он ждал рабыню, скрывшуюся в доме, сердце его взволнованно билось, подсказывая, что, судя по ее голосу, его ожидает нечто приятное и это как-то связано с добрейшей хозяйкой дома. Он почувствовал, как сильно ему хочется сейчас увидеть ее глаза или услышать голос, от которого по его телу, жарившемуся весь день в пустыне, пробежит прохлада. Сакина вернулась со свертком и вручила его со словами:
— Это пирог. Ешь на здоровье!
— Поблагодари от меня свою щедрую хозяйку.
Вдруг из дома послышался ее нежный голос:
— Благодари Господа, добрый юноша.
Не посмев взглянуть в ее сторону, он поднял руку в знак благодарности и ушел. Опьяненный счастьем, он повторял ее слова: «Добрый юноша». Ни один пастух еще не слышал такого. И кто это говорил?! Такая уважаемая женщина в его несчастном квартале! Он обвел затуманенным взглядом квартал, который поглотили сумерки, и подумал: «Несмотря на все убожество нашего квартала, здесь есть вещи, которые могут осчастливить бедное сердце!» От грез его отвлек крик: «Деньги! Держите вора!», и он увидел мужчину в чалме и широкой белой галабее, бегущего вглубь квартала. Все устремились на крик: сбежались мальчишки, вытянули шеи в его сторону уличные торговцы, кто-то высунулся из окна, кто-то поднялся из подвала, из кофеен повыходили посетители. Люди обступили его со всех сторон.
Рядом с Касемом оказался мужчина, который безразлично наблюдал за происходящим, почесывая себе спину деревянной палкой.
— А кто это? — спросил его Касем.
Продолжая чесать спину, мужчина ответил:
— Обойщик, что работал в доме управляющего.
Надсмотрщик квартала бродяг Саварис, а также Хагаг, надсмотрщик квартала Рифаа, и Гулта, надсмотрщик квартала Габаль,
— Это все из зависти!
Другая, высунувшаяся из окна дома в квартале Габаль, ответила:
— Поверь мне, все завидовали, что он получил заказ в доме управляющего. Упаси нас Бог от завистливых глаз!
Третья, стоявшая на улице у входа в дом и вычесывающая вшей из головы сына, добавила:
— Он, несчастный, смеялся, когда выходил из дома управляющего. А теперь остается только глотать слезы. Вытащили все, вместе с кошельком!
Мужчина вопил во весь голос:
— Все украли! Плата за неделю, деньги на дом, мастерскую, детей — все было при мне. Больше двадцати фунтов. Да будут они прокляты!
— Тихо! Замолчите все! — крикнул Гулта. — Молчать, бараны! На чашу весов поставлена честь улицы. А значит — позор падет на надсмотрщиков!
— Никакого позора! — вступил Хагаг. — Кто сказал, что он потерял деньги именно на нашей улице?
Осипшим голосом мужчина закричал:
— Да пусть обрушатся на меня все несчастья, если это не так! Я получил деньги из рук привратника в доме управляющего, положил их за пазуху, а в конце квартала решил проверить — все ли на месте. И не нащупал денег!
Люди заголосили.
— Тихо! — прикрикнул Хагаг. — Послушай, ты где обнаружил, что деньги пропали?
Мужчина указал на место, где заканчивался квартал бродяг.
— Перед лавкой лудильщика. Но странно, в тот момент вокруг никого не было.
— Значит, тебя обокрали до того, как ты вошел в наш квартал, — заключил Саварис.
— Я видел его из кофейни, когда он проходил мимо. К нему никто не приближался, — сказал Хагаг, надсмотрщик квартала Рифаа.
— В роду Габаль воров нет, — злобно вскричал Гулта. — Они хозяева этой улицы!
— Думай, что говоришь! — вспылил Хагаг. — Род Габаля — хозяева улицы?!
— Только гордецы осмелятся отрицать!
— Не раздражай меня! Вы совсем потеряли голову из-за своего высокомерия! — прогремел голос Хагага.
Гулта был так же громогласен:
— Да будьте вы прокляты! Тысячу проклятий на таких невежд, как вы!
— Господа! — вмешался, всхлипывая, обойщик. — Меня обокрали на вашей улице. Вы все, бесспорно, господа. Но кто вернет мне деньги? Пропал бедный Фангари!
— Мы вас обыщем, — с вызовом заявил Хагаг. — Всех мужчин, женщин и детей, все углы.
— Ищите! — с презрением ответил Гулта. — Это кончится позором для вас самих.
— Этот человек вышел из дома управляющего и прошел сначала через квартал Габаль. Следовательно, поиски надо начинать оттуда.
— Пока я жив, не допущу этого! — захрипел Гулта. — Не забывайся! Кто я и кто ты?!
— У меня на теле шрамов больше, чем волос, Гулта!
— А у меня на теле живого места нет!
— Храни Бог от такого шайтана!
— Пусть все шайтаны вселятся в меня!
Фангари продолжал вопить: