Дети нашей улицы
Шрифт:
Из коридора в комнату проникал аромат благовоний. Было слышно, как Сакина бормочет заклинания.
71
Это были дни любви, нежности и умиротворения. Как сладко быть счастливым в этом мире! Касем вообще бы не выходил из дома, если бы не стеснялся насмешек по этому поводу. Его сердце пило из источника радости до опьянения. Он был окружен таким вниманием и лаской, о каких только мог мечтать. Дом был чисто прибран и окурен благовониями. Жена всегда была красиво одета, лицо ее светилось, она излучала доброжелательность. Однажды, когда они сидели рядом в зале,
— Ты слишком скромен, как агнец. Ничего не требуешь, не приказываешь, не запрещаешь. А ведь здесь хозяин — ты!
— Мне так хорошо, что нечего больше и желать! — ответил Касем, играя прядью ее крашеных хной волос.
Она притянула его руку к себе.
— Сердце мне сразу подсказало, что ты — лучший мужчина в нашем квартале. Но ты так воспитан, что кажешься чужим в собственном доме. Разве не понимаешь, что мне от этого больно?
— Это ты говоришь мне, тому, кто благодаря счастливой судьбе после раскаленного песка оказался в райском саду этого дома?
Пряча улыбку, она попыталась быть серьезной:
— Не думай, что ты обрел в этом доме покой. Сегодня или завтра ты станешь управлять моим имуществом. Тебя это сильно обременит?
Он рассмеялся:
— По сравнению с овцами это забава.
Он принял управление ее недвижимостью, которая располагалась между кварталом бродяг и аль-Гамалией. Нелегко было управиться с неспокойными жителями, но его гибкость там, где это было возможно, спасала ситуацию. Работа отнимала у него лишь несколько дней в месяц, все остальное время было для него непривычно свободным. Но самой большой его победой в новой жизни стало то, что он завоевал расположение дяди жены — Увейса. С самого начала Касем проявлял к нему внимание и почтение, предлагал свою помощь в разных делах, пока родственник не подружился с ним и не ответил тем же добрым отношением и уважением. И однажды Увейс не удержался:
— Я грешил на тебя! Знаешь, думал, ты один из проходимцев этого квартала. Я думал, что ты играл чувствами племянницы, чтобы завладеть ее состоянием и спустить его на развлечения либо жениться на другой. Но ты доказал, что ты верный и мудрый человек. Она сделала правильный выбор.
В кофейне Дунгуля Садек весело рассмеялся и сказал:
— Угости нас кальяном за свой счет, ведь ты теперь важный человек!
— Ты почему не ходишь с нами в винную лавку? — спросил Хасан.
Касем ответил им с серьезным видом:
— У меня нет денег, кроме тех, что я получаю за управление делами жены и за некоторые услуги ее дяде.
Удивленный Садек, произнес поучающе:
— Любящая женщина — игрушка в руках мужчины!
— Если только мужчина ее не любит так же сильно! — рассердился Касем. Он посмотрел на друга с укоризной: — Ты, Садек, как остальные жители нашего квартала, видишь в любви лишь средство достижения своих целей!
Садек смущенно улыбнулся и извинился:
— Таков удел слабых. Я не так силен, как Хасан или ты, Касем. И уж надсмотрщиком мне не бывать! А на нашей улице — либо бьешь ты, либо тебя.
Касем умерил свой гнев, приняв извинения, и произнес:
— Какая удивительная у нас улица! Ты прав, Садек, жителям нашей улицы можно только посочувствовать.
— Эх, если бы наша улица была такой, как о ней думают жители других мест… — сказал с улыбкой Хасан.
— Говорят, улица аль-Габаляуи! Улица отважных надсмотрщиков! — подтвердил его слова Садек.
Касем
— Они как будто не замечают наших бед!
— Люди поклоняются силе, даже обиженные!
Касем глубоко задумался. Потом сказал:
— Смысл имеет только та сила, которая творит добро, как сила Габаля и Рифаа, а не насилие!
Поэт Тазах продолжил свой рассказ:
«И приказал Адхам:
— Неси брата!
— Не могу! — взмолился Кадри.
— Убить ты смог!
— Не могу, отец!
— Не говори мне «отец»! У убийцы нет ни отца, ни матери, ни брата.
— Не могу.
Адхам сжал руку сильнее.
— Убийца должен сам донести свою жертву».
Затем поэт взял в руки ребаб и запел.
Садек обратился к Касему:
— Сегодня ты живешь той жизнью, о которой мечтал Адхам.
На лице Касема отразилось несогласие.
— Везде я встречаю то, что меня огорчает и омрачает мое счастье. Не о таком счастье мечтал Адхам, когда думал о свободе человека и его достатке.
Друзья надолго замолчали.
— Такое счастье недостижимо! — сказал Хасан.
Взгляд Касема стал мечтательным:
— Если бы счастье стало возможно для всех!
Он думал о том, что у него много свободного времени и есть все необходимое, но беды других мешают ему чувствовать себя счастливым. Он безропотно платит дань Саварису. Ему хочется заполнить чем-то свободное время, чтобы убежать от себя, убежать от этой жестокой улицы. Он был уверен, что Адхам, получив все желаемое, как он, все равно тяготился бы этим и мечтал о труде.
В последние дни с Камар творилось что-то непонятное. Сакина была уверена, что это беременность, но Камар не могла поверить, ведь ребенок был ее заветной мечтой. Касем рассказал новость всем знакомым. Об этом узнали и в доме дяди, и в мастерской лудильщика, и в лавке Увейса и в хижине Яхьи. Решив заботиться о себе, Камар намекнула Касему:
— Мне нельзя заниматься тяжелой работой.
Он понимающе улыбнулся:
— Сакина возьмет на себя все заботы по дому. А я буду терпелив.
Обрадовавшись как ребенок, она обняла его.
— Я готова землю целовать от счастья!
Как-то, отправившись в пустыню навестить уважаемого Яхью, Касем остановился у скалы Хинд и присел отдохнуть в ее тени. Вдалеке он заметил пастуха со стадом. Сердце защемило. Ему захотелось сказать пастуху: «Человек становится счастливым не только от того, что он надсмотрщик. Быть надсмотрщиком вовсе не значит быть счастливым». Но не лучше ли сказать все это Лахите и Саварису? Как он сочувствовал жителям своей улицы, которые тщетно мечтают о счастье, а заканчивают свои дни в нужде на кучах мусора! Но почему бы ему не наслаждаться выпавшим на его долю счастьем, закрыв на все глаза? Этот же вопрос задавал себе Габаль, в свое время задавал его себе и Рифаа. Они могли ничего не делать и жить в покое и достатке. Что же мучает нас и не дает поступать именно так? Размышляя, Касем поднял глаза к небу, на котором было лишь немного облаков, рассыпанных как лепестки белой розы. Склонив голову, будто от слабости, он вдруг заметил какое-то движение. Это скорпион спешил спрятаться под камень. Касем поднял посох, ударил и долго с отвращением смотрел на насекомое. Потом он продолжил свой путь.