Дети нашей улицы
Шрифт:
Мальчик подбежал к тележке и попытался сдвинуть ее. Но Закария остановил его, а тетка сказала:
— Смотри, не рассыпь картошку, а то помрем с голоду!
Закария взялся обеими руками за тележку:
— Иди впереди и кричи: «Картофель! Печеный картофель!», обращая внимание на все, что я делаю и говорю. Будешь подниматься к покупателям на верхние этажи. Смотри во все глаза!
Касем расстроился:
— Но я сам могу ходить с тележкой!
— Делай, как тебе говорят, и не перечь! — двинулся с места Закария. — Твой отец таким не
Они шли с тележкой к аль-Гамалии, Касем выкрикивал тоненьким голосом: «Картофель! Печеный картофель!», и ничто не доставляло ему такого удовольствия, как ходить по незнакомым кварталам и работать как настоящий мужчина. Когда они дошли до квартала аль-Ватавит, Касем огляделся вокруг и сказал дяде:
— Здесь Идрис преградил дорогу Адхаму.
Закария безразлично кивнул головой, мальчик же со смехом добавил:
— Адхам ходил с тележкой так же, как ты, дядя!
Они двигались по привычному маршруту: из аль-Хусейнии в Бейт-аль-Кади, из Бейт-аль-Кади в аль-Даррасу. Касем с любопытством рассматривал прохожих и лавки, любовался мечетями. На небольшой площади они остановились. Закария рассказал, что это рынок аль-Мукаттам. Мальчик с удивлением оглядел его:
— Это и есть рынок аль-Мукаттам? Сюда бежал Габаль, и здесь родился Рифаа!
— А нам-то какое до этого дело? — недовольно проговорил Закария.
— Мы все равноправные потомки аль-Габаляуи. Почему бы нам не стать как они?
— Все мы одинаково бедны, — с горькой усмешкой произнес Закария и стал толкать тележку к дальнему углу рынка, который граничил с пустыней. Он направлялся к лавке, где торговали четками, благовониями и амулетами. Перед лачугой, вытянув ноги на меховой подстилке, сидел белобородый старец. Закария поставил тележку перед лавкой и крепко пожал ему руку.
— Сегодня мне картофель не нужен, — сказал мужчина.
— Мне нравится беседовать с тобой, а не продавать тебе картофель, — ответил Закария и присел рядом.
Старик с интересом посмотрел на мальчика, и Закария позвал:
— Иди сюда, Касем! Поцелуй руку уважаемому Яхье!
Мальчик подошел, взял жилистую руку старика и учтиво поцеловал ее. Яхья погладил его по взъерошенным волосам и, вглядевшись в его красивое лицо, спросил:
— Чей это мальчик, Закария?
Вытягивая ноги на солнце, Закария ответил:
— Сын моего покойного брата.
Старик усадил мальчика рядом с собой и спросил:
— Ты помнишь отца, сынок?
— Нет, дядя, — покачал головой Касем.
— Твой отец был мне другом. Он был хороший человек.
Касем поднял глаза к развешанным товарам и стал их рассматривать. Старик протянул руку к ближайшей полке, взял с нее амулет и надел его мальчику на шею со словами:
— Не снимай его! Он убережет тебя от всякого зла.
Вдруг Закария сказал:
— Уважаемый Яхья из наших мест. Он покинул квартал Рифаа.
— А почему вы ушли от нас, дядя? — спросил Касем Яхью.
— Давным-давно на него разозлился надсмотрщик рода Рифаа, и Яхья
— Совсем как Шафеи, отец Рифаа! — удивился Касем.
Старик долго смеялся беззубым ртом:
— И это тебе известно?! Дети нашей улицы знают много историй, но не понимают, о чем они.
Из кофейни принесли поднос с чаем и поставили перед Яхьей. Когда служка ушел, Яхья вытащил из-за пазухи маленький сверток и, довольный, стал разворачивать его:
— У меня такой хороший чай! Будет действовать до утра!
— Давай попробуем! — нетерпеливо сказал Закария.
— Я никогда не слышал от тебя «нет», — усмехнулся Яхья.
— Как можно отказаться от такого удовольствия?
Они разделили кусочек и принялись его разжевывать. Касем смотрел на них широко открытыми глазами, пока не рассмешил Закарию. Отпив чая, старик спросил Касема:
— Ты, как и все на улице, мечтаешь стать надсмотрщиком?
— Да, — улыбнулся Касем.
Закария засмеялся и сказал, как бы оправдываясь:
— Прости, уважаемый, тебе ли не знать нашей улицы! Мужчина там либо становится надсмотрщиком, либо всю жизнь терпит пощечины.
— Да упокоит Господь твою душу, Рифаа, — вздохнул Яхья. — И как только ты появился на свет в этом адском месте?
— Поэтому-то его ждал такой конец.
Яхья нахмурился:
— Рифаа умер не в день своей смерти. Он умер, когда его преемник стал надсмотрщиком!
— А где его похоронили? — не вытерпел Касем. — Его род утверждает, что наш дед перенес тело в свой сад. А род Габаль говорит, что тело его пропало в пустыне.
— Будь они прокляты! — со злостью закричал Яхья. — Они до сих пор терпеть его не могут. Касем, скажи, а ты любишь его?
Мальчик с опаской взглянул на дядю и наивно ответил:
— Да, дядюшка, я его очень люблю.
— А что ты предпочтешь: стать похожим на него или сделаться надсмотрщиком?
Касем поднял на него взгляд, в котором было и замешательство, и лукавство. Губы его зашевелились, но он ничего не произнес.
— Пускай, как я, продает картофель! — расхохотался Закария.
Они затихли, но тишину нарушил шум с рынка: там споткнулся осел, повалив за собой тележку, и женщины свалились с нее. Извозчик же начал бить животное. Закария поднялся.
— Нам нужно идти дальше. Мир вам, уважаемый!
— Приводи мальчика с собой!
Он пожал Касему руку и потрепал его по голове:
— Какой ты смышленый!
66
От нещадно палящего в пустыне солнца укрыться можно только в тени скалы Хинд. Там-то и присел на землю Касем, один приведший сюда стадо. На нем была чистая голубая галабея, насколько галабея пастуха может быть чистой, голова обмотана широкой повязкой, защищающей от солнечных лучей, а на ногах — старые с обтрепанными краями тапочки. Он сидел в задумчивости, лишь время от времени приглядывая за баранами, овцами и козами.