Дети Ржавчины
Шрифт:
Старосты, задрав головы, проследили за полетом магниевой звезды. Затем вопросительно уставились на меня.
– Сейчас… – пообещал я, глядя в небо. Обожженный стоял, переводя взгляд с меня на пистолет. На пистолет он смотрел удивленно, на меня – с подозрением.
– Сдается мне, что ты… – начал было он, но тут же замолк, вскинув глаза к небу.
Все услышали, как где-то далеко взвыл двигатель истребителя. Стальная птица поднялась в небо от городских окраин и, пролетев по дуге над заставой, ринулась прямо на наши головы.
–
Крик подхватили все, кто был во дворе, в доме и за забором. Замелькали лица, руки, ноги, послышался грохот обуви на лестнице, звон падающей посуды на кухне. Старосты несколько секунд колебались, затем разбежались в разные стороны. На меня уже не обращали внимания. Я стоял посреди паники и смотрел, как приближается истребитель.
И вдруг я заметил, что не я один стою спокойно.
Обожженный тоже не двинулся с места. Он брезгливо отшвырнул пистолет и крикнул:
– Убейте его! Он привел посланника!
Обожженного никто не слушал. Я усмехнулся, глядя ему в глаза. Настал его час быть беспомощным.
Истребитель завис над нами, затем приземлился прямо в опустевшем дворе, в нескольких шагах от меня. Обожженный смотрел на него с ужасом, но все еще не двигался с места.
Колпак кабины откинулся. Подорожник с обнаженным тесаком выскочил на мостовую, готовый разрубить пополам каждого, кто встанет у него на пути.
Я нагнулся, поднял пистолет. Затем снова усмехнулся в глаза обожженному и неспешно пошел к машине.
Когда мы взлетали, я заметил в окне второго этажа лицо Лучистого, побелевшее от ужаса.
– Теперь куда? – деловито спросила Надежда.
– По плану, – ответил я.
Сидящий рядом Подорожник стал показывать дорогу к овощному двору. Он ориентировался в городе лучше, чем я, даже с высоты.
– Я оставил там свой тесак, – сообщил я.
– Достанем новый, – небрежно бросил погонщик. Мы подобно коршуну падали на овощной двор, и я чувствовал, что вся застава глядит на нас, что люди теряют рассудок от страха, принимая нас за посланника, прорвавшегося сквозь защиту Башен.
Мы опустились, подняв кучу пыли и распугав всех, кто был во дворе, – и людей, и кур со свиньями.
– Наверно, там! – определил Подорожник, указав на обшарпанную каменную будку с толстыми решетками на окнах.
Мы подбежали, я откинул засов и ворвался внутрь. В полумраке я не сразу рассмотрел угол, где скорчился обмирающий от страха Медвежатник.
– Выходи, – сказал я.
– Выходи, не бойся, – присоединился Подорожник. – Это мы.
Медвежатник неловко поднялся, глядя на нас с недоверием.
– Давай быстрее, пока они не опомнились! – крикнул Подорожник, выталкивая товарища на улицу. Мы чуть ли не
– Закрой глаза, – велел я, понимая, что во время подъема Медвежатник от ужаса разнесет всю кабину.
Едва я начал закрывать колпак, раздался крик со стороны конюшни:
– Подождите! Возьмите меня с собой! К нам бежал Друг Лошадей, старый погребальный мастер, о котором я давно уже не вспоминал.
– Что там? – нахмурился погонщик.
– Обождите, – сказал я. – Надо взять его.
– Кого это? Зачем? Тут места нет.
– Ничего, потеснимся.
Я протянул руку и помог старику взобраться на полированное тело машины. Кое-как он втиснулся вместе с погонщиками в грузовой отсек за креслами. Ощутимо завоняло навозом, но Подорожник промолчал.
– Не боишься? – спросил я.
– Нет! Нет! – воскликнул старик, хотя я видел, что он трусит.
Еще секунда – и вонючий двор ушел далеко вниз, а мы остались наедине с небом и солнцем. Я слышал частое взволнованное дыхание старика, недоуменное ворчание Медвежатника.
– Зачем мы взяли деда? – хмуро спросил Подорожник.
– Мы будем брать всех, кто хочет идти с нами, – ответил я.
– И у вас будет свой погребальный мастер, – вступился за себя Друг Лошадей.
– Мастер… – хмыкнул погонщик – Что нам теперь делать-то?
Самые тяжелые ошибки познаются на собственной шкуре. Подорожник предупреждал, что Лучистый – не тот человек, с которым можно договориться. Я не послушал его, потому что продолжал оценивать людей по своим меркам. Что ж, теперь буду умнее.
– Ты оказался прав, Подорожник, – сказал я. – Я зря пошел к Лучистому. Мой план не сработал, значит, будем действовать по твоему плану.
– Какому еще моему плану? – удивился погонщик.
– Деревня, крестьяне. Ты сам говорил.
– А-а… Так это не план, а так…
– Ничего, будет у нас и план. – Я обратился к Надежде: – Мы возвращаемся к хранилищу, девочка. Прибавь скорости…
БАЗА
Дни казались короткими, а сделать нужно было так много, что время представлялось в виде тяжелого ломкого вещества. Оно стало просто рабочим материалом – берешь время, отламываешь кусок и используешь, стараясь не потерять лишней крошки-секунды. Отработал – ломаешь новый кусок.
Я не считал дней. Гораздо важнее было считать часы и минуты, чтобы не расходовать их зря.
Мы начали с того, что обжили несколько домов в брошенной деревне. В той самой, где старик-инвалид указал нам путь к омуту. Старика, всего объеденного крысами, мы нашли в его жилище, обернули тряпками и похоронили у дороги, поставив вместо памятника пушку, снятую с неисправного истребителя.
Мы перегнали в деревню десять машин и после этого временно затопили хранилище. Взяли также топливо – большие, невероятно тяжелые цилиндры с синеватой металлической пастой.