Дети Смерти

Шимский Владимир

— Тьфу! — сплевывали унриты. Ведь даже не скрывался. Просто умыкнул чужую жену, и все. (Правда, Рыжая тоже хороша, ну да не о ней речь.)

— А эта его, ои! — вздыхал вонючка Ларрик. — Девка что надо. Только не подпускает. Злющая, хуже магрута. Может, она того… И его тоже? А то чего он к Рыжей полез? Не знает, что ли — с кем она только не…

— Заткнись, — проворчал коротышка Рик. — Девка у Тая самый смак. — «Не было бы меня, не было бы и этой сучки», — подумал он, вспоминая тот день, когда отдал ее мальчишке. «А ведь нес-то я ее к Торсону. Вот ведь

как бывает, мда-с».

— Дурак ты, — сказал Рик, — причем тут Рыжая…

— А как же! Будто мы не знаем! — влезла в мужской разговор Толстуха Мара. — Сама видела, как она у нас в таверне подливала. То харуты в винцо плеснет. А то и наоборот. Да вот и Торсон там был. Поглядывал. Что-то им от Тая надо было. Вот они его и…

— Ои, женщина! — Рик попытался отпихнуть толстуху, но не тут-то было. Мара даже не покачнулась. Потом ее огромная рука потянулась к Рику. Тот поспешил отскочить в сторону. Унриты расхохотались.

— Да вы у мужа спросите, — сказала Мара. — Я врать не буду. А Таю точно подливали. С ним еще лысый такой, маленький в кости играл. Вроде и по-нашему одет. А явно не наш. Видно, из перекупщиков. Только что-то его пока не видать.

— Разговорилась, — проворчал Рик, обиженный смехом товарищей. Он вытер мокрое от дождя лицо.

— Ну, ничего, Таю несдобровать.

— Тай, Тай… — проворчала Мара. — А этот, урод недоделанный. Вонючка унритская. Тоже, нашел на что жаловаться. Придумал. С тобой спала, — она ткнула пальцем в живот молчаливого Урта, — так ничего. И с Ларриком — тоже помалкивал. Что, не так?

— Иди-ка ты отсюда, — насупился Ларрик.

— Пойду, не беспокойся.

— Эй! — сказал вдруг, обращаясь к женщине, Урт. — Не этого ли лысого ты имела в виду?

На улице, ведущей от базарной площади к гавани Унры, творилось нечто странное. Пятеро крепко сбитых, полуголых незнакомцев одну за другой выкатывали большие, обитые медными обручами бочки. Шестой, маленький, лысый, в унритской куртке и с непомерно длинным норнским мечом на поясе, важно вышагивал впереди, то и дело вытирал мокрое лицо зажатым в руке платком. Выкатив на площадь бочки, странная процессия остановилась. Незнакомцы замерли, скрестив руки на груди, и, не обращая внимания на дождь, стояли так неподвижно, что стекающие с длинных мечей струйки образовывали у их ног маленькие лужицы. Мечи приятно отливали мягким, серебристым светом.

— Хорошее оружие, — завистливо вздохнул Рик.

— Не для таких, как ты, — пробурчал Урт.

— Почему же. А этот? — Рик ткнул пальцем на лысого, который переходил от унрита к унриту, о чем-то сообщал им, и каждый, вдруг расплывшись в улыбке, спешил подойти к таинственным бочкам.

— Чего это они?

— Эй! — махнул Рику уже стоящий у бочки Лин. — Иди сюда.

— Зачем? — навострил уши Рик.

— Иди, не пожалеешь.

Коротышка поспешил присоединиться к приятелю. За ним потянулись и остальные. Толстуха Мара пожала плечами, но от мужчин отставать не захотела. Вскоре все, кто был на площади, стояли вокруг бочек,

выжидательно поглядывая на невозмутимых незнакомцев.

— Не нравится мне это, — шепнула Мара стоявшей рядом женщине.

— А чего стоишь? — усмехнулась в ответ та, покачивая огромными, вывешивающимися из платья грудями.

— Сиськи-то подбери, — не осталась в долгу толстуха.

— И не помню, когда это такое было, — радостно говорил как-то незаметно прижавшийся к ее теплому боку плюгавый унрит с разорванным магрутами ухом. Его так и звали — Ухо.

— А чего было-то? — чуть ли не хором спросили женщины.

— Да вот, видишь, выставили. Тут на всю Унру хватит. Говорят, по случаю удачной покупки. Что-то еще не бывало в Унре перекупщиков, таких, чтобы…

— Харута! — пронесся над площадью радостный вздох.

— Ага. Разогреемся. А потом к Таю, — потер руки унрит с плоским, как монета, лицом. На его грубом лице мелькнула зловещая ухмылка.

На площади царило радостное возбуждение. Унриты толпились вокруг бочек, многие из них, оставившие свой товар без присмотра, нетерпеливо переминались с ноги на ногу, искоса поглядывая на лысого. Чувствовали — без его команды харуты не будет.

— Соврал, что ли? — неуверенно пробормотал прижавшийся к Маре Ухо.

Он с беспокойством поглядывал на растущую вокруг толпу. Слух о дармовой харуте распространялся быстрее ветра. Даже стражи на башнях Унры и те облизывались, проклиная ту нелегкую, которая занесла их сегодня на дежурство. К вечеру в Унре будет большой тарарам; а ну как нагрянут магруты? Уже сейчас сверху было хорошо видно, как на узких улочках Унры то там, то сям завязываются мелкие потасовки. То ли еще будет.

— Ну. Скоро? Не хватит же всем, — ворчал Ухо, выглядывая из-за могучего плеча Мары. Его правая рука медленно, но верно двинулась по бедру толстухи. Мара скосила глаза на унрита.

— Щекотно, — сказала она с улыбкой, которая бы не обманула никого. Лицо ее стало злым, а голос хриплым от негодования. Но Ухо, увлеченный происходящим на площади, ничего не замечал, и руки его как бы сами собой продолжали сладострастно ощупывать едва скрываемые не в меру узким платьем телеса.

— Чтоб тебя! — Мара качнула бедрами. Несчастный унрит, охнув, отлетел в сторону и рухнул на стоявшего поблизости Лина. Почти в то же мгновение могучая рука Лина схватила его за шиворот унритской куртки и вознесла над толпой.

— Эта хрисса наступила мне на ногу, — провозгласил Лин. — Как быть?

— Надрать уши!

— Лишить харуты!

— Правильно! Нам больше достанется.

— Побереги силы, Лин, — сказал кто-то из толпы. — Нас ждет большая охота.

— И верно, — тут же поддержало несколько голосов. — На Тая. Давненько не было в Унре таких славных деньков.

День в самом деле казался славным. Дождь незаметно кончился. Вместо нависших над Тан-Унратеном серых туч по небу бежали веселые кучерявые хиссуны — облака. Таир стремительно высушивал мелкие лужицы. А прибитая к земле пыль еще не успела подняться в воздух.