Дети Смерти
Шрифт:
То и дело навстречу попадались смертельно пьяные унриты. Тай издали примечал их нескладные покачивающиеся фигуры, предусмотрительно сворачивая на свободные улочки или нарочно замедляя шаг и дожидаясь, когда они растворятся среди низкорослых и как одна скособоченных хижин. Несколько раз его пытались окликнуть, но он лишь отмахивался, спеша исчезнуть за очередным изгибом узких улочек Унры. Его не удивляло, что он не видел ни одного трезвого лица, а скорее радовало: спустя хору никто и не вспомнит, что встретил Тая с подозрительной ношей на плече.
Ее — уже не понимающую, что происходит, а лишь глухо, по-звериному воющую
— Он мертв.
— Какой хриссы?!
— Тай ответит! — рвал и метал подвыпивший Лин.
— Я убью ее, — захлебывался ненавистью Эрик.
Голоса сливались в один невообразимый вой.
Потом женщину чем-то сильно ударили по голове. Сознания она не потеряла, но погрузилась в странное состояние безразличия ко всему. Смутно, словно со стороны, она наблюдала, как ее выволокли из хижины и потащили по улице. Сначала под руки. Потом, порядком устав тащить внезапно потяжелевшее, уже не способное передвигать ногами тело, грубо схватили за запястья, поволокли по земле, как куль с мукой.
Она не сопротивлялась. Каменистая почва обдирала кожу. Но боли не было. Были лишь слабые удары сердца в груди, пересохший, немой язык, пляшущие перед глазами спины. Спустя несколько минт тащившие ее унриты остановились.
— Разделимся, — услышала она хриплый голос Лина. — Тащите ее ко мне. Остальные — со мной. Не удивлюсь, если этот гаденыш уже удрал. Ну да ничего. Если в хижине его нет, я знаю, где искать.
Потом ее снова куда-то волокли.
Она смутно видела. Хижина (ничем не отличающаяся от всех прочих, но почему-то заколочены окна). Узкая скрипучая дверь. Сидевшая на полу в полутемной комнате, испуганная неожиданным вторжением мусса. Женщину швырнули на пол.
— Полежи-ка здесь. Подожди своего… — бросившие ее расхохотались.
Дверь хлопнула. Стало темно и страшно. Ибо самым страшным для нее было оставаться одной. Сознание раздваивалось, растраивалось. Торсон? Да, она жалела его. Она и не смогла понять, как она, чье тело давно уже привыкло к звериной грубости, могла убить его только за то, что он хотел ее тела, ее ласки, ее тепла. Женщина застонала. Но Тай… Она спасла Тая. Она — Мона, а значит…
Дверь на мгновение приоткрылась, ей бросили протухший кусок иллансана:
— На. Ешь. В последний раз.
Шагая по улице к дому Тая, Лин с удивлением приглядывался к происходящему в Унре. «Похоже, — думал он, — харута оказалась слишком крепка». Там и сям прямо посреди улицы валялись полумертвые тела. Кое-кто блевал, прислонившись к стене; некоторые унриты бессмысленно ползали по песку, издавая нечленораздельные звуки, мало чем напоминавшие человеческую речь. В одном из таких «ползунов» Лин узнал Ухо. Брезгливо пихнул его тяжелым унритским сапогом.
— Посторонись!
У него и самого порядком шумело в голове. Смутно он догадывался, что харуту на базарную площадь Унры выкатили неспроста, но неповоротливый ум так и не смог додумать эту мысль до конца. Шедшие с ним к Таю унриты были ненамного трезвее тех, что встречались им на пути. Они постоянно отставали, ругались между собой, падали, поднимались — Лину приходилось сдерживать шаг, чтобы не уйти вперед.
Трезв был, пожалуй, один лишь Эрик. Увидев мертвое тело брата, он мгновенно протрезвел, и с этой минты лицо его приняло то самое
— Ты дашь его мне, — прошептал он, стиснув зубы, не спуская глаз с изуродованного тела Торсона. Потом медленно перевел взгляд на стоящего рядом Лина и повторил так тихо, что Лин едва расслышал: — Обещай, ты дашь его мне.
Он и ударил Элту по голове, и бил бы еще и еще, не останавливаясь, до тех пор, пока жизнь окончательно не оставила бы ее, но Лин грубо отпихнул унрита:
— Эй, не так скоро, приятель; повеселятся все!
Несколько минт спустя отряд был у цели.
Эрик первым ворвался в опустевшую хижину Тая и, прежде чем остальные успели войти вслед за ним, выскочил обратно:
— Он сбежал.
— Не беспокойся, — похлопал его по плечу подошедший Лин, — от нас не уйдет.
Таир укрылся в серой дымке. Изредка пробиваясь сквозь плотную завесу облаков, лучи его скользили по земле, то и дело крыши и стены домов озарялись грязно-оранжевыми пятнами света. С моря задул свежий ветер. Шум прибоя усилился и с шепота перешел на громкий, хотя и не слишком внятный разговор.
В таверне было людно.
Сидя в своей спальне, Мара прислушивалась к доносящимся из зала крикам, представляя, как мечется сейчас от стола к столу ее муж. Как сыпятся в его карман серебряные драконы (и это было приятно). Как разливается по кружкам харута. Как смачно крякают унриты, опрокидывая огненное пойло в свои луженые глотки. «Только бы не начали ничего бить, — подумала Мара, разглядывая в зеркале вскочивший на подбородке прыщик. — С чего бы это?» Поморщившись, она выдавила гной ногтем, затем аккуратно прижала ранку смоченным харутой платком и сморщилась. За стеной раздался дружный взрыв хохота. Кто-то громко потребовал вина.
— Харуты ему в глотку, харуты! — тут же откликнулся с десяток подвыпивших голосов.
— Эй, держите его!
Последовала шумная возня. Зазвенела разбиваемая в сутолоке посуда. «Ну вот, началось», — мрачно подумала женщина, неохотно откладывая зеркало в сторону. Она посидела немного, ожидая, что вот-вот послышится громкий окрик мужа, и буйство в таверне пойдет на убыль. Однако Носатый Игл прекращать безобразие не спешил. «Сам уже набрался, небось», — недовольно решила она. Встала со стула, решительно направляясь к двери. И там остановилась, нервно теребя складки атласного платья. В зал идти не хотелось. Пьяные физиономии унритов раздражали ее: запах разлитой по всей таверне харуты неприятно щекотал ноздри. Даже сейчас, стоя у закрытой двери, она ощущала страшную смесь унритского пота, харуты и подгоревшего на кухне иллансана. «Ну же, рявкни на них», — мысленно потребовала Мара от мужа.
— Нынче Унра предпочитает харуту, — громко заявил за стеной Носатый Игл. Его язык заметно заплетался.
Мара презрительно фыркнула. «Без меня не обойтись». Решительно толкнула дверь.
— Ну и что тут происходит?!
Шум в таверне мгновенно стих. Мара скользнула взглядом по столам. Так и есть. Ничего нового. Знакомые лица. Многие из тех, кого она видела, приходили сюда чуть ли не каждый вечер. Но сейчас был день. И народу в таверне все-таки больше, и лица куда более осоловелые, чем обычно. «Ну да, большинство из них приняли еще там, на площади, — вспомнила Мара, да и те, кому не хватило или кто опоздал, тоже отставать не собираются. Не к добру сегодня пьет Унра. Ой, не к добру». Сердце кольнуло. Женщине стало как-то не по себе, но виду она не подала.