Дети Смерти
Шрифт:
Гигант выпрямился. Человек в камзоле ехидно улыбнулся унриту:
— Мы не торопимся. Присаживайся. Поговорим.
Вместо ответа Тай сделал отчаянный выпад, пытаясь достать грудь гиганта прежде, чем тот успеет поднять меч. Однако с необыкновенной для такого массивного тела ловкостью гигант выставил вперед левую руку, плотно закованную в боевой браслет. Оружие Тая, скользнув к нему, ушло в сторону. На мгновение унрит потерял равновесие, и этого мгновения вполне хватило на то, чтобы рука в браслете успела выпрямиться (она почему-то показалась унриту невероятно длинной) и нанести
И… тут же очнулся оттого, что чьи-то руки ласкали его, чьи-то губы касались его губ.
— Мона… — с трудом прошептал унрит.
— Да. Это я. Мне плохо без тебя, Тай.
— Ты спишь?
— Нет. Это ты спишь. А я там, далеко.
— Но ты же здесь..?
— Там.
— Здесь, — упрямо повторил унрит.
— Молчи, — она прикрыла его липкий от крови рот ладонью. — Я же вижу, тебе трудно говорить.
— Мне трудно молчать, — мысленно улыбнулся Тай. — Я ничего не вижу. Сейчас ночь?
— У тебя просто закрыты глаза, — ее голос стал постепенно удаляться.
— Я открою их.
— Не открывай. Ты не узнаешь меня, — голос уже звучал совсем далеко.
— Не уходи, — жалобно попросил унрит.
— Мы увидимся. Потом.
Тай открыл глаза.
Казалось, прошла целая вечность. Но за время, что он разговаривал с Моной, нападавший на него гигант успел сделать не более двух шагов. Острие его норнского меча было направлено на Тая. Делая третий шаг, гигант едва не споткнулся о лежавшее на полу тело убитого Таем незнакомца. Нападавший покачнулся и, прежде чем он успел принять устойчивое положение, унрит стремительно рванулся ему под ноги. Неловко взмахнув руками, гигант рухнул на пол.
— Браво! — услышал он издевательский голос человека в камзоле и почувствовал, как что-то острое впивается ему в бедро. Тай отчаянно дернулся, пытаясь уклониться от повторного удара, но холодное острие крайта коснулось его шеи прежде, чем унрит успел выдернуть свое тело из-под навалившегося на него гиганта.
— Тихо! — сказал человек в камзоле. — Не шевелись.
— Режь! — глухо прохрипел Тай.
Его связали по рукам и ногам. Грубо швырнули на лежанку.
— Отдохни!
Человек в камзоле озабоченно потрогал веревки.
— Не развяжет?
— Куда уж! — хмыкнул гигант, с интересом разглядывая лежащее на соседней лежанке тело Моны. — Красивая. Может, того? — он наклонился к девушке, откинул одеяло, и его огромная ладонь грубо облапила ее грудь.
— Тьфу! — сплюнул от отвращения человек в камзоле. — Вечно тебя тянет на мертвечину, Кусум, сегодня в Унре будет достаточно живых.
— Ои! — сказал, прищелкнув языком, гигант. — Таких в Унре нет.
— Хриссы! — прохрипел, забившись на лежанке, Тай.
— Заткни ему пасть, Кусум, — проворчал человек в камзоле. — И оставь девчонку в покое. Тронешь хоть пальцем — убью.
— Ты? — осклабился гигант.
— Я, или Ортаг. Ты хочешь иметь дело с ним?
— Ладно, — проворчал Кусум, с
— Хри..! — задохнулся от ярости унрит.
— Я же сказал — заткни ему глотку.
— Да.
Кусум легко оторвал кусок простыни и подошел к Таю. Огромными клешнями разжал его стиснутые зубы.
— Смотри, чтобы не задохнулся, — сказал человек в камзоле.
— Знаю, — огрызнулся Кусум, запихивая тряпку в рот унрита; тот замычал, пытаясь выпихнуть ее языком. — Что, не нравится, да?
Из разодранного крайтом бедра хлестала кровь. Одеяло, на котором лежал Тай, быстро намокло. Лежать было неудобно. Веревки больно врезались в тело. Руки онемели, он почти их не чувствовал. От большой потери крови кружилась голова. Потолок над головой расплывался.
— Ишь как хлещет, — услышал он голос человека в камзоле. — Как бы не сдох.
— А что, пускай, — равнодушно откликнулся Кусум.
«Что они там делают?» — подумал унрит.
— Подохнет, и хриссы с ним, — сказал человек в камзоле. — Но не сейчас. Перевяжи.
Тай почувствовал, как грубые руки перетягивают рану какой-то тряпкой. Для этого ему развязали ноги, и он тут же попытался лягнуть стоящего рядом в живот.
— Но-но, потише, — хмыкнул Кусум.
Тай застонал.
— Эх, ты!
Унрит снова попытался лягнуться, но руки Кусума крепко держали его. Чувство бессилия душило Тая, хуже чем забитый в рот обрывок простыни. Он вспомнил о хранящемся под матрасом железном крюке. Спутник детства, который помогал ему не хуже ножа. «Только бы развязать руки, и…»
«Я — Мона».
Женщина очнулась от тупой боли в затылке. Она все еще лежала на полу. На лежанке что-то бессвязно бормотал Торсон. В окно хижины хлестали оранжевые лучи Таира. Женщина невольно зажмурилась. «Какой длинный день, — подумала она, — потом будет вечер, потом ночь, потом снова — день».
«Ну и что?»
Она разлепила веки. Села (комната покачивалась из стороны в сторону), хмуро взглянула на раненого. «И это все сделала я?» Нечто вроде жалости шевельнулось в ней — она заставила себя подняться, подойти к лежанке. Глаза Торсона были закрыты. Лицо заливала смертельная бледность. Его впалая грудь тяжело вздымалась. Из легких со свистом вырывался воздух, наполняя хижину странным булькающим звуком. Казалось, вот-вот воздух закипит — так закипает в чугунке суп — пока не выплеснется на раскаленные угли очага. Внизу — женщина с трудом взглянула туда — сгусток крови и боли. С пропитанной кровью простыни натекла на пол большая бурая лужа.
— Эй, — она слегка коснулась рукой его горячего лба. И тут же отдернула, опасаясь, что раненый, очнувшись, схватит ее.
Торсон застонал.
Потом громко и отчетливо сказал:
— Ортаг, — и добавил: — Ты слышишь меня, да?
Имя ничего не говорило ей.
Скорей всего бредит.
— Нет тут никакого Ортага, — она торопливо рылась в немногочисленных тряпках Элты, пытаясь найти сколь-нибудь пригодную для перевязки.
— Есть, — упрямо сказал унрит, — скажи Ортагу, что я нашел ее.