Дети Смерти
Шрифт:
Все как один, и пьяные и не очень, смотрели на нее. Она стояла руки в боки, губы тряслись от злости. В руках невесть откуда взявшаяся метла.
— Ты чего? — обидчиво насупился Игл. — Обойдусь и без тебя. Иди. Не мешай.
— Ах не мешай?! — взорвалась Мара. — А посуду бить зачем?
— Хороша! — по таверне прокатился смешок.
— Слышишь, Игл, отдай ее мне. На воспитание.
— Э, да куда тебе. Ты и со своей не справишься, поди.
— Себя пожалей.
— Ага. А то раздавит…
— В постели, — громко добавил кто-то. — Вот Элта своего…
— Тсс..!
Смешки оборвались. На Мару взглянул десяток мутных, налившихся злобой глаз.
— Иди, —
— Как скажешь, — Мара зло зыркнула на мужа — мол, смотри у меня, ты-то свою меру знай! — неторопливо прошлась мимо заляпанных харутой столов («хриссова вонь»). Носатый Игл недовольно поглядывал на нее. «Ну и пусть». У окна дремал, положив голову на стол, Ларрик. Мара похлопала его по плечу (шел бы ты спать домой). Но он не просыпался, а лишь смачно выругался сквозь сон и, окончательно теряя равновесие, стал медленно сползать под стол.
— Готов.
— Эй, выведите его! — громко потребовала Мара.
Никто не шелохнулся.
И снова ей стало не по себе. Легкий озноб пробежал по спине — она нервно дернула плечами. Усмехнулась:
— Ну-ну.
Кто-то подошел сзади, коснулся ее руки. Мара вздрогнула от неожиданности. Обернулась, взглянула на встревоженное лицо Игла. Его длинный, похожий на клюв, нос блестел от пота. В правой руке — наполненная харутой кружка. Левая старательно лохматила и без того бесформенный ком густых черных волос. Под глазами синяки. Он показался Маре трезвым, куда трезвее, чем каких-нибудь пару минт назад.
— Что тебе? — от раздражения не осталось и следа.
Он приблизил к ее уху обветренные, растрескавшиеся губы. Игриво куснул мочку («тоже мне, нашел время», — подумала Мара). Тихо прошептал:
— Взгляни направо. Видишь?
Делая вид, что она поправляет растрепавшиеся волосы, Мара осторожно, из-под локтя посмотрела туда, куда указывал ей муж. Ничего особенного она, впрочем, не увидела. Грязные столы. Раскрасневшиеся от харуты лица.
— Эй, долго мне еще ждать? — нетерпеливо потребовал кто-то из унритов.
— Сейчас, — отмахнулся Игл.
Сквозь пыльное окошко пробивается грязно-оранжевый свет. Сидящий в углу маленький лысый унрит старательно делает вид, что потягивает харуту, хотя кружка его уже давно пуста. Мара поперхнулась. Уж ее-то так просто не проведешь. Странный тип. И не унрит вовсе. Только что и есть — унритская куртка. А глазенки-то так и бегают. Вправо. Влево. На нее. На Игла. На входную дверь.
— Он? — тихо спросила она мужа.
— Он самый. Тот, что выкатывал бочки. Нет, не тот. Но похож. Тоже из этих. Не пьет ни хриссы, а сидит, фрокк поймешь. Ладно, пойди, я скоро… — Игл поспешил отнести налитую харуту нетерпеливому унриту. «Три тора». «Какие, хрисса, три?» «А со вчерашним, так и все пять будут», — услышала Мара приглушенный разговор. Она с тревожным любопытством поглядывала на Лысого: «Так и есть — пуста. Может, он кого-нибудь ждет. Ну и пусть бы ждал — дурака-то валять зачем? Не хочет выделяться? Нет, все-таки, странный тип».
— Видела бы ты, как он на тебя посмотрел. Когда ты вошла, — снова зашептал ей на ухо подошедший Игл.
— Ревнуешь? — усмехнулась Мара. — Я — не Рыжая. С кем попало не пойду.
— Дура! — шепотом выругался Игл. — Про Элту, слышала, что говорят?
— А что?
— Заперли ее у Лина. Сторожат. Говорят, поймают Тая, так их вместе… За стенку. К магрутам. Повеселимся, говорят.
— Ои. Какое им дело? Спала, не спала — это дело Торсона, — проворчала Мара, вытирая о платье как-то вдруг вспотевшую
— Нету Торсона. И не будет. Все. Помоги.
Ларрик лежал под столом, сладко посапывая, что-то бормоча во сне. «Мне бы так», — не без зависти подумал Игл. Пьяный унрит был похож на младенца. Розовая — цвета конгайского вина — физиономия широко улыбалась.
— Сейчас мы тебя освежим, — пробормотал хозяин таверны.
Ухватив унрита под мышки, он выволок его из-под стола. Потом, уже вдвоем, Мара и Игл, потащили Ларрика к выходу. На улице прислонили безжизненное тело к стене (оно тут же сползло на землю), оба с удовольствием вдохнули пропитанный запахами моря воздух. Ветер усилился. Громко хлопала незакрытая дверь. Где-то поблизости попискивал голодный хиссун. Внезапно распахнулось окошко соседской хижины и из него высунулось озабоченное лицо Торионы. Она приветственно помахала рукой. Ветер отнес ее слова далеко в сторону.
— Моего не видели, а?
— Не слышу, — заорал Игл.
— Моего! Ушел фрокк поганый! Еще с утра..!
— Не слышу, — Игл пожал плечами. — О чем это она?
— Ясное дело — Урта ищет, — проворчала Мара. — Да он еще на площади хорош был. — Она взглянула на мужа: — Пойдем?
— Да. Только ты через другой вход.
— Вот еще! — фыркнула женщина.
Они вернулись в таверну.
Лысого за столом не было.
— А этот где? — указал на пустующее место Игл.
Но куда девался только что сидевший здесь незнакомец, не знал никто.
Мара вернулась к себе, захлопнула дверь, и звуки таверны как-то сразу отдалились; лишь изредка пьяные голоса унритов достигали ее слуха. Она подумала было заглянуть на кухню, где возилась с чанами и сковородками нанятая с менс назад щуплая Айрис, но лень и усталость взяли свое: женщина плюхнулась на лежанку, скинула грубые кожаные туфли, смачно потянулась. «Вздремнуть? Или рано еще? Да и за Иглом не мешало бы присмотреть. Тоже ведь не дурак выпить. Если бы не таверна, набрался бы еще там, на площади». Она закрыла глаза. Широко зевнула. С минту полежала, размышляя о странном перекупщике, о бочках с харутой, об Элте и Тае, которых ожидала неминуемая смерть. Мягкая перина приятно обволакивала тело, голоса за стеной слились в неразборчивый, похожий на шум Срединного моря гул. Сон не приходил. Даже сквозь легкую дрему она слышала, как дребезжит под напором ветра окно, как стучит сковородками Айрис. Да и перина уже не казалась Маре столь мягкой. Она повернулась на бок, но это движение только согнало последние остатки сна. Женщина села на лежанке, протерла руками слезящиеся от света глаза. «Дрянной день», — подумала она, тревожно поглядывая на стоявшую на окне немитеру. Растение пожухло и высохло. Оно казалось совсем мертвым. «Может, я забыла его полить?»
Мара слезла с лежанки и босиком прошлепала к окну. Ткнув пальцем в рыхлую влажную землю, покачала головой: «Нет, все-таки будет шторм». Выглянула на улицу. Близился вечер, и укутанный серой дымкой Таир «лежал» на крыше соседской хижины, как грецкий орех на глиняном блюдце. По улице металась поднимаемая ветром красноватая пыль. Степенно прошлепала вдоль стены и скрылась за углом огромная хрисса. Брезгливо сморщившись, Мара поспешила отойти от окна. Ноги, сами собой, привели к столу. Рука привычно потянулась к зеркалу. Женщина недовольно взглянула в свои покрасневшие глаза. «Красные, ну прямо как у магри», — подумала Мара, невольно поеживаясь от внезапно возникшего ощущения, что кто-то стоит у нее за спиной. Она резко обернулась — никого. Снова взглянула в зеркало и едва не бросила его на пол.