Дети Солнца. Во мраке дня
Шрифт:
– Той девочке, было лет тринадцать, если не меньше, - возмутился Абрам. – Что потом получится из этого поколения?
– Это будет потом! – разозлился офицер. – А пока что нужно решать дела насущные. Если победят красные, всё что думали наперёд, всё зря.
Наступила тишина. Мы смотрели на него, исподлобья, с недоверием, злостью и призрением. Он же вообще старался на нас не смотреть.
– Расстреливать вас, конечно, никто не будет, - успокоил он нас, хотя я этого сильно и не опасался. – Люди нам нужны, даже такие как вы. Теперь вы будете приписаны к пятому штрафному полку.
– А в чём различие штрафного полка от обычного? – спросил
– А такая, что первыми в атаку бросают штрафные полки, на переправу там, или на штурм укреплённых участков, - ответил он злорадствуя. – И средняя продолжительность жизни бойца в таком полку, меньше трёх дней. Так что считайте это смертным приговором.
И там, и здесь между рядами
Звучит один и тот же глас:
– "Кто не за нас - тот против нас!
Нет безразличных: правда, с нами!"
А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.
Максимилиан Александрович Волошин (Кириенко Волошин)
День 22
«Русские рубят русских»
Нам относительно повезло. Сколько там сказал офицер, средняя продолжительность жизни бойца в штрафном полку? Меньше трёх дней, ну что ж, мы уже изрядно переплюнули этот срок. Прошло семь дней, и медленно как и все предыдущие шёл восьмой день нашей службы в ополчении. Правда стоит отметить, что за всё это время, чудом ли, или просто стечением обстоятельств, но мы ни разу не участвовали в бою. Не сделали не единого выстрела, как по большому счёту и весь наш полк.
Но обольщаться нам не стоило, как говорил мужичёк, которого погнали из верхушки командования за «неправильные» мысли, и тоже сослали в наш штрафной полк, обе стороны затаились, перед решающим сражением, причём такое говорил не только он, подобные разговорчики ходил всюду.
Мол ура товарище, конец войне, скоро заживём хорошо. И правда, со стороны условного говоря красного берега, на наш, стало приплывать всё больше неудачных беглецов. Если уж целые армии не могли переправится через реку, что уж говорить об одном, или нескольких людях. Но видимо, люди были доведены до отчаянья ещё больше чем здесь, и старались бежать оттуда. Однако сдаваться красные не собирались, они были готовы биться до последнего, даже если объективных причин для этого уже не было.
Я и сам стал замечать, что наше командование готовиться к большой операции. Почти каждый день к нам присылали патроны, больше еды, и поговаривали, что в подвале у командира полка целая фляга спирта, мол, перед боем, чтоб руки не дрожали. Всё шло к тому, чтобы начать массированную переправу.
Только за последние тря дня, к берегу, перебросили два полка полиции, и три полка наспех сформированных добровольцев. Они, правда, пойдут вторым эшелоном, а сначала мы, пушечное мясо в действии.
И наконец позади нас, буквально вчера вечером поставили целый миномётный расчёт, спрашивается на кой им это делать? Место у нас уязвимое, мину можно вполне точно отправить в цель с того берега. А миномётов мало. И ценились они порой больше человеческих жизней.
Стоит сказать, снарядили нас из рук вон плохо. Я не был военным, однако
Однако стрелять, и каждый раз после этого передёргивать затвор было мягко говоря не удобно, и ко всему прочему снижало плотность стрельбы. Хотя тут всё просто и понятно, просто не предполагается, что мы будем вести прицельный огонь, концентрировать свой огонь на чём-нибудь. Предполагалось, что мы переправимся, высадимся на берег, ввяжемся в рукопашный бой, может быть, закрепимся, а там уже подоспеет второй эшелон солдат.
А недавно к нам зашёл генерал, один из немногих, кто принимает решения на высшем уровне. Сказал собрать мешки в поход, всего по минимуму, воды, патронов. Еды и медикаментов не дали, и посоветовали не брать, подумать о тех, кому они будут действительно нужны. Нас осознано готовили к скорой гибели, а мы осознавали это, но ничего не могли предпринять.
Точного времени я не знал уже несколько дней, единственные наши механические часы мы выменяли на пару бутылок палёной водки, которая помогала хоть как-то согреться и не думать о плохом, хотя бы на какое-то время. Теперь я ориентировался по солнцу, и существовало теперь всего несколько моментов дня. Это ночь, утро, полдень, день и вечер. Точнее было никак, да это собственно было и не важно.
Сейчас был полдень, или предобеденный час, скоро должны будут выдать норму в еде, которая для солдат естественно была выше, но которой всё равно очень не хватало.
Наш полк расположился недалеко от берега. Мы соорудили кое-какие баррикады мебели, машин и всяких других подручных материалов, да так и легли на холодную землю, кстати говоря, уже человек пятнадцать со всего полка за этот день, уехали на труповозке. Воспаление лёгких, не боевые потери были куда больше боевых.
Я сидел, прислонившись к холодной крыше, перевёрнутой машины, за которой собственно мы с друзьями и расположились. Место хорошее, завидное, пули не достают, от мин прикрывает хорошо. Многие хотели такое место, но не у всех оно было. Просто кто-то изначально поленился прикатить с соседней улицы брошенные автомобили, теперь жалеет об этом. Чтобы не было холодно, мы набросали на землю разорванные коробки, газеты, всевозможные бумажки и листочки, и это, кстати сказать, довольно неплохо помогало.
Руки сжимали винтовку Мосина, которую я держал перед собой. Голова безвольно лежала затылком на машине, а сам я, то ли спал, то ли дремал, то ли бодрствовал. Когда совершенно теряешь счёт времени, а всё что можно было переделать, ты уже переделал, наступает непонятное противное состояние. Мои боевые товарище, отошли по нужде, а мне идти не хотелось, просто было лень. В последние дни почти на каждого из нас напала сильнейшая апатия.
Слева от нас постоянно спал мужичок. Он вставал только чтобы справить нужду, покушать, ну и на утреннее и вечернее построение. Никто не спрашивал у него на прямую, почему он постоянно спит, ни с кем не разговаривает. Поговаривали, что вся его семья сгорела в пожаре, сильно пожаре, который произошёл позавчера. И он не нашёл другого выхода, кроме как искать себе смерти в бою, даже специально в штрафной полк записался. Чтобы поскорее.