Дети вечного марта. Книга 2
Шрифт:
— Апостол, я тебя умоляю, пошли быстрее. Замешкаемся, нас тут точно съедят — костей к вечеру не останется, — кое-как прошамкал Эдд в спину коня.
— Как считаешь, — рассудительно откликнулся Шак, — зачем Зеленый таких огородов тут нагородил?
— Да, пошел он! Не знаю. Шак-бар, я сейчас рехнусь. Больно, гадство!
— А ты не нервничай. Как только начнешь нервничать, точно с ума сбрендишь. Я же не нервничаю. Или на девочек посмотри.
Обе тряслись в телегах. Бледная — в зелень — Ципка закрыла глаза. Фасолька
— Солечка, — прохрипел собака, — дай какой-нибудь листочек, приложить к ранам. Умру ведь, и тараканы кости мои погложут. Не реви, красавица, любит он тебя. Я те точно говорю. А муравейников наставил, чтобы ты дольше его помнила.
Фасолька всхлипнула, походя, сорвала с кустика широкий мохнатый с обратной стороны лист и протянула Эдду. Лекарство подействовало поворота через три. У собаки раскрылся глаз. Он перестал охать и пристанывать на каждом шагу. Саня тревожить дриаду, на предмет излечения от шишки, не стал. Чего приставать к девушке, если и так видно — готова сорваться и бежать обратно. Пусть отплачет. А шишка что? Сегодня есть, завтра — прошла.
Бег с препятствиями продолжался до вечера. Зеленому припомнили все! Если он их слышал, а мысль такая посещала кота не единожды, то возненавидел на всю оставшуюся жизнь, то есть — вечно.
И только, когда солнце коснулось нижним краем верхушек дальнего леса, арлекины выбрались из лабиринта на поляну. Лошади, что интересно, не пострадали. Шака пару раз хватил за голую руку рассерженный муравей. Курица получила от, недоевших собаку ос, Саня тер лоб.
— Привал, или подальше отбежим? — спросил Апостол.
— Хочу спать, есть, пить, женщину и оркестр мальчиков-флейтистов, — заявил собака. — Но, давайте, еще немного отойдем. Эти монстры крови уже попробовали. Боюсь, стемнеет и вся рать сползется нас дожевывать. По телегам, господа! Дамы, подвиньтесь.
Разгружались в полной темноте. Все так устали, что было не до разговоров. Моча, поели и молча повалились спать.
— Обратную дорогу найдешь? — спросил Собака у Апостола, кода девочки уже сопели, а Санька только еще проваливался в свинцовую дрему.
— Нет там никакой дороги, — отозвался конь. — Термиты свои дома у меня под носом разбирали. Думаю, за нами они их восстанавливали. Загородился Зеленый от соседушки. Со стороны Пелинора — тонюсенькая пленочка, тут — серьезная фортификация.
— Может, нам лучше сразу к границе поворачивать? Выскочим на внутренний рубеж, а там — как карта ляжет.
— Эдди, я так устал, не поверишь, слушаю тебя, а уже сон вижу. Давай завтра решать.
— Давай.
Санька заворочался, наткнулся на твердое, услышал в ответ тихий ох и окончательно проснулся. Сквозь полог шатра просвечивала серая муть. Рядом спала Цыпа. У Сольки припухли веки. Эд с головой завернулся в плащ. Шак раскинулся на том краю.
Первая мысль была: он — дома. Твердо,
И полез, стараясь не задеть чувствительной Цыпы. Выбрался из-под попоны, расшнуровал вход, вылез, распрямился во весь рост и… замер.
Опушку в три кольца окружали люди, одетые в серые накидки. Над полем тянулись космы тумана, от чего молчаливая стража казалась кольцом волнистых призраков. Живыми остались только, переступавшие с ноги на ногу, лошади. Оцепление расположилось далеко, животные даже не заволновались.
Саня плавно проделал все движения в обратном порядке: присел, задом вполз в шатер и осторожно потянул Апостола за ногу.
— Солдаты? — тихо спросил Шак.
— Сколько их? — шепетнул Собака.
— Много, — так же шепотом отрапортовал Саня. — Окружение в несколько рядов, стоят далеко. Серые, как марь.
— Не солдаты, — констатировал Апостол.
— Нам от этого не легче. — Собака начал выпутываться из плаща. Шак оказался одетым и даже вооруженным. Разумеется, их выпирали из Пелиноровой крепости в срочном порядке, но предусмотрительный конь загодя припас меч и пару метательных ножей. У Сани в головах тоже лежали ножны с клинком. Собака ощупал край плаща, проверяя струну.
Завозились девочки. Эд наклонился над самым ухом Сольки и тихо зашептал. Та пару раз моргнула сонными глазами, потом закивала. Пока она просвещала Цыпу, трое мужчин приготовились к выходу.
— Я иду первым, за мной — Эд. Санька, погоди. Сориентируешься по ситуации. За девочками смотри.
Солька начала перебирать в волосах мелкие яркие бутончики. Как ни печально, они годились только, чтобы отвлечь внимание, или как зыбкая, временная преграда. Народу за бортом, как семечек в подсолнухе. Случись заваруха — стопчут не умением, а числом.
Шак, за ним Эд выбрались из шатра и встали плечо в плечо. Санька на четвереньках подглядывал в щель. Оба стояли, расставив ноги. Обзор — хоть куда.
От серой шеренги отделилась фигура в долгой мутной одежде и, не торопясь, двинулась в сторону арлекинов. Ряды сомкнулись. Саня прикинул: раз выслали парламентеров, дуром не полезут. Фасолька сидела набрав полные пригоршни волос. Только пискни, рванет.
— Не спеши, — прошептал кот. — Там переговоры намечаются.
Цыпа закрыла глаза и начала раскачиваться. Губы шевелились.
— Слышишь, что-нибудь? — спросил Саня.
— Нет. Погоди… не понимаю… они… ими кто-то управляет.
— Что значит, управляет? — чуть не в голос взмолился Санька.