Дети вечного марта. Книга 2
Шрифт:
— Мы… приехали в Мец, — Игор говорил, едва ворочая языком. Арий с трудом разбирал слова.
— Да, Мец. И что там? — поторопил герцог.
— Чистюки.
Невидимый чувствительный крючок зацепил нечто настолько тошнотворное и мерзкое, что даже ловец, не зная о чем речь, передернулся.
— Что чистюки? — крикнул герцог.
— Людоеды…
Игор согнулся, гася спазм. Ему было больно. Арий почти чувствовал эту боль.
О чистюках ходили самые разные слухи. И такие — тоже. Герцог приписывал их народной фантазии. Игор, пожалуй, первый, кто стал очевидцем.
Распустились! — мысль Ария сбилась. Сеть ослабла. Но можно было особенно не беспокоиться. Человек сломлен.
Лицо Игора под слоем грязи стало зеленоватым. Он вот-вот мог свалиться в обморок. Но Арий не имел права, поступиться допросом. Потерпит!
— Где твой напарник?
— Не знаю.
Сеть дернулась. Но — ничего конкретного. Арий зацепил только сожаление. Игору было жаль тупого птичника. Еще была погоня. Азарт до сих пор тлел на самом донышке души бывшего начальника стражи. Значит, он ушел, — анализировал герцог, — а раб не смог. Этот полагает себя виноватым… как же, бросил товарища. Слюнтяй и ничтожество! О безмозглом рабе он сожалеет, а о проваленном задании герцога — нет!
— Дальше я расскажу тебе сам, — вкрадчиво начал Арий, собираясь выдать свою догадку о погоне, за сверхзнание. Лишний раз изумить и заставить себя бояться — не помешает. — Ты сбежал от читюков, бросив им птичника. Ты потерял и человека, и повозку, и лошадей. Ты не выполнил приказа, наконец. Но ты таки остался жив. Пожалуй, я прощу тебе, массу оплошностей. Погоня, на сколько я знаю, была страшной по напряжению. Куда ты смог спрятаться от чистюков? Говорят, они вездесущи. Даже на запад проникли.
— В Невью. Прошел… провалился.
— Та-а-к… куда именно?
— На восточный участок.
— И кто там у нас сидит?
— Сидела… Рахна.
— Что значит, сидела?!
— Участок захвачен.
— Кем?!
— Дикарями, которые прошли через шлюз. Граница прорвана.
— Ты лжешь!
Арий сорвался с места и забегал вдоль стола. Игор не лгал! Вспышка герцога произошел из-за страшной оторопи. Он уже не контролировал себя. Сеть? Провались она… Игорь не лгал! Кто-то сумел преодолеть барьер, который веками сдерживал нашествие с Той стороны. Угроза нависла над всем герцогством. Провались оно! Ему, Арию, его бесценной жизни грозила страшная опасность. Начнись оккупация, с планами по захвату Камишера придется распрощаться. Армия нужна будет, для отражения диких орд. Камишер выйдет им на помощь. Восточные соседи только того и ждут. Вот тут и поднимут голову недобитые аллари. Они не станут встревать в войны людей. Они просто уничтожат своего самого страшного врага — герцога.
Стены зала поплыли. Проклятые лазуритовые колонны плясали в глазах, выламывая коленца. Кувшин на столе поехал сам собой, треснулся о ближайшую колонну и взорвался тучей красных брызг. Все это отразило мерзкое нетленное зеркало.
Ария стошнило. Такие рези появлялись в животе, когда его призывали в тайную комнату. А что если… туда? Быстрее! Зажечь светильник и ждать!
— Ты лжешь! — повторил Арий. Голос был не его. Слова приходили из ватного нутра и оседали капельками на губах.
Солар уверял, что Рахна неусыпно следит за рубежом. Разговор состоялся не больше двух часов назад…
— Когда прорвались дикари?
— Три недели назад, — твердо ответил Игор.
Он не лгал!!! Значит… солгал Солар. Или его осведомленность не так всеобъемлюща, как он хочет показать своему сыну. Дергает за ниточки, унижает, кормит подачками с магического стола. Унижает, обвиняет в недееспособности, чтобы в нужный
Игор потерял сознание. Тело сползло под лавку кучей тряпок и костей. Почти покойник. Нет! Его необходимо сохранить. Он должен жить, каждый день напоминая Арию, что им пользуются. Иначе, пройдет время и все, рассказанное, полумертвым человеком, покажется герцогу небылицей. Только находясь рядом с Игором, Арий сможет подпитывать свою ненависть.
Непогрешимость Солара дала трещину. Этим следует воспользоваться. Пока не ясно — как, но воспользоваться, и сыграть свою игру.
Прав оказался, умирающий собака, если поджимать пальцы на ногах, ни один хрен не дознается, что у тебя на уме.
Стопы у Игоря свело судорогой.
Потолок состоял из ровно пригнанных досок. По углам комнаты кровлю подпирали деревянные колонны, украшенные на самом верху тонкой резьбой. Дерево поблескивало и светилось глубоким медовым цветом. Большое окно забирал переплет, в котором стояло настоящее чистое стекло. Сквозь него в комнату рвался яростный высокогорный день.
Саня слышал, как в стены бьется ветер. Оконный переплет вздрагивал, тонко отзванивало стекло, на мгновение замирало, пережидало обманчивое затишье и опять напрягалось, чтобы заголосить пронзительным звоном.
Ветер проникал в комнату, холодил, лежавшие поверх мехового одеяла руки, шевелил край, завесившего всю противоположную стену гобелена.
Саня смотрел на гладкий тусклый ковер, пытаясь сообразить, что там нарисовано. Ничего кроме полос и клякс он не различал. Но оторваться от хаоса линий было не так-то просто. Гобелен приковывал к себе. За окном свет, небо синеет и даже кусочек дальней горы видно, а глаза все время возвращаются к тусклому, будто раздавленному клубку линий. В одном месте Саня нащупал рисунок. Там завивалась огромная спираль. В нее как в воронку втягивались остальные формы. Но отведи глаза, да просто сморгни, рисунок терялся, превращаясь в раздражающий хаос.
Дверь отворилась. В комнату вошел высокий худой, даже костлявый мужчина, одетый в серый свитер и узкие, заправленные в шнурованные ботинки, штаны.
— Как спалось?
Саня смотрел и не мог до конца поверить, что перед ним Дион.
Десять дней голодный, грязный, смертельно усталый кот тащился по горам. Едва заметная тропка не раз пропадала, чтобы нырнуть под ноги, когда он терял всякую надежду ее отыскать. Днем жгло солнце. Ночью сковывал мороз. Спасибо Снежке — заставила его взять кошму. Иначе, уже или замерз бы, или повернул назад. Высокогорных ночных холодов в рубашке не переживешь. К шестому дню кончились продукты. Вместо воды Саня топил в ладонях снег. Руки почернели. Все чаще среди дня хотелось сесть в тихом месте и подремать.
Вверх — вниз, вверх — вниз… обратной дороги он не найдет. Саня оборачивался. Тропки, которая угадывалась впереди, сзади не было. Или его морочат горные духи?
А вдруг Дион — выдумка? Придумали люди себе… бога. Мамка поминала… Он добрый…
Саня останавливался, набирал в ладони снега, тер обмороженное лицо. На щеках не заживали ссадины от острых кристаллов фирна.
Пунктир в голове, превращался в череду мыслей. Оглядываться он больше не будет. Путь был один — вперед.
Тропинка, видимая на всем протяжении последнего подъема, как никогда четко, вдруг оборвалась расселиной. Под ногами разверзлась пропасть — концов не видно. С одной стороны она змеилась и пропадала в пушистом снежном надуве, с другой — упиралась в гладкую скальную стену. По такой, пожалуй, и с его когтями не пройти.