Дети вечного марта. Книга 2

Огнева Вера Евгеньевна

— Как ты ее нашла? — заговорил о другом Саня

— Травы собирала. На меня уже сильно косились. Я боялась выходить днем, ночью в поле и набрела. Она спала в траве. Голенькая. Я ее завернула в платок и принесла домой.

— Сразу поняла, что она дриада?

— Нет. Только утром. Как раз явился Законный колдун, дурак слюнявый… увидел ее и давай орать. Я его выгнала. Не колдун — одно название… но вернулся с толпой. Я едва успела Малинку из горящего дома вытащить. Они нас за дымом не увидели.

— А этот дом?

— Я

еще маленькой была, отец с матерью уходили сюда жить на несколько лет. Тогда как раз начались гонения на травников. У меня мать лечила. Этот дом ставил отец. И станок он смастерил. Мы тут хорошо жили.

— А почему вернулись?

— Мама умерла. Родами. Помочь было некому. Умерли оба: и она, и братик. Мы тут до весны пожили и вернулись в село.

Санька обхватил ее пальцами за талию, приподнял и положил на себя.

— Не жестко?

— Так бы всю жизнь и лежала.

Ее волосы свешивались, как шатер. Сквозь пряди пробился острый лунный луч. Снежка разбросала ноги, оседлав мужчину.

Она не боялась, и она ему доверяла. Так доверяют близкому. Саня понял, с ним ей ничего не страшно и ничего не стыдно.

— Санечка, Санечка… солнышко. Саня-я-я…

Время растворяется в ритме. Пока его помнят… потом уже — нет. Оно отступает. Мгновения тянутся вечность. Нет конца. Нет тела, нет воздуха, нет пространства. Мир отодвигается, чтобы накрыть…

— Санечка!!!

— Тш-ш. Иди ко мне. Полежи. Подожди. Вот так…

Под навесом нашлась коса. Саня скинул рубашку, повязал волосы шнурком и пошел вокруг дома, снимая высоченные, перестоявшиеся стебли полыни и кипрея. Только пух, да мелкие семена сыпались. Зачесалась шея. Обтерев и поставив косу на место, он побежал к ручью, скинул штаны, сапоги и по самый подбородок влез в воду. Августовская водичка заметно холодила. Стало до изнеможения приятно. Глубины, правда, не хватало. Пришлось скрючиться. На бережок выкатилась Малинка.

— Мамка кушать зовет.

— Сейчас приду.

— А мне мамка купаться одной не велит. Говорит, меня вода утащит.

— Иди сюда. Я тебя подержу.

Малинка мгновенно выпуталась из сарафанчика и, разбрызгивая воду, плюхнулась рядом с Саней. Ее действительно тащило хилым течением как листочек. Пришлось держать девчонку за ногу. Она хохотала и брызгалась. На шум прибежала Снежка, посмотрела на веселую компанию, скинула платье и влезла к ним в мелкую заводь. Втроем они подняли со дна всю муть, наплескались, насмеялись и нахлебались воды.

К дому шли долго. Останавливались посмотреть на жука, которого обнаружила дриадка, и тут же с ним познакомилась.

— А он мне говорит…

— Жук?!

— Ну, жук… говорит, приходи ко мне в гости. Я ему говорю: меня одну не пустят. А он говорит: тогда я к тебе приду. Мамка, давай возьмем его к себе?

— Он потом дороги

домой не найдет.

— У нас будет жить.

— А если у него дома детки голодные сидят? Они его ждут, а он по гостям гуляет…

Не случись той испуганной молодой ырхи, жизнь Сани могла повернуться именно так. Жил бы с любимой женщиной, работал, защищал границу от Дебрей… и от людей, матерел и креп, понимая свое место в Камишере. Не стало Лильки — перевернулся мир, выкинув, задавленного горем кота, на косой герцогский шлях.

— Ты что-то вспомнил?

Дриадка убежала в дом. Саня обнаружил, что стоит посреди выкошенного двора и смотрит в никуда. У Снежки сделалось напряженное лицо. Он мог ей солгать, должен бы, вроде. Не стал. Она ему доверяла. Он ей — тоже.

— Жену.

— У тебя есть жена?

— Погибла. Давно.

Сказал, и стало легче. Воспоминание отодвинулось, став из больной, свербящей точки, куском жизни, который просто был.

— А… дети?

— Какие дети? Я же не человек.

— Ее убили?

— Нет. Случайно…

Снежка качнувшись к нему, ткнулась лицом в грудь. Санька положил ей подбородок на темечко, обхватил руками плечи.

— Ты ведь не останешься? — глухо спросила женщина.

— Не могу.

— Не уходи сегодня. Ладно?

— Завтра.

Малинка спала, убегавшись за день. Саня и Снежка лежали на кошме, едва прикрытые легким лоскутным покрывалом. Женщина рассказывала. Саня иногда проводил пальцем по тонкому абрису ее лица. Снежка сбивалась. Они тянулись друг к другу, чтобы потом не спать, провожая драгоценные минуты последней ночи.

Саня вспомнил цыган.

— Как звали главаря? — спросила Снежка.

— Чалый.

— Высокий, черный, волосы длинные. Шляпа еще у него. Никогда не снимает.

— Ты его знаешь?

— Его табор через нашу деревню к Диону ходит. Под осень кочуют в гольцы. Весной — обратно.

— Что цыганам делать зимой в горах?

— Я думаю, у них там лаз через Границу. Они когда возвращаются, всякую всячину с собой везут: украшения, безделушки разные…

— Стой, — спохватился Санька, — что значит, через вашу деревню — к Диону?

— В горах живет старик. Его некоторые почитают богом. Если от деревни повернуть на юг и спуститься в Линялый овраг, точно по нему выйдешь на удобную тропу.

— И все знают про эту дорогу?

— Нет. Я одна. А мне мать рассказала. Успела… пока была жива. Остальные думают, что цыгане от нас поворачивают в южные провинции. Меня Чалый с собой звал. Не пошла. Потом — Малинка. Потом мы ушли.

— Я тоже ищу Диона, — решился Саня.

— Зачем?!

Он рассказал ей о друзьях, том, как выходили с земель Рахны, об оставленном в дальнем поселении Игоре. Снежка села, ладонью удержав, готовый сорваться крик.