Дети войны. Народная книга памяти
Шрифт:
Обратно выбирались ползком. Такие же горы из волос, одежды и обуви высились и за крематорием, но в свете дня казались еще страшнее. Смерть не делит на богатых и бедных, на расы и национальности. Одежда по итальянской, польской, французской моде вперемешку с обносками гнила под дождём одной кучей разноцветного рубища. А волосы, собранные в кучу, казались головой великана, в волосах которого причудливо сочетались разные масти.
Но ещё больший ужас внушала разноцветная гора сапог, босоножек, ботинок и туфель – разных фасонов, цветов и размеров. Чуть поодаль от неё притягивал взгляд ярким оттенком
«Неужели крошка тоже…» Додумывать не хотелось, хотелось уйти.
Возвращались уже другой дорогой, через Кюстрин.
Изрешеченный «катюшами», он осел развалинами, над которыми возвышались редкие уцелевшие дома. Но большинство зданий война сровняла с землей, уничтожив приметы жизни.
Только на месте одного из домов алели похожие на башмачки бутоны. Некоторые уже расправили лепестки. Наперекор всему розы тянулись из каменных трещин к солнцу…
Цвели так, что не оторвать глаз, а я вспоминала дядю Фёдора и тётю Марусю и это шёлковое платье, которое подарила мне барыня… С тех пор, как увижу цветущие розы, сразу хочется плакать, и ничего не могу с собой поделать, до последних моих дней их буду помнить…
Записала Вероника Тутенко
Хозяйка-литовка выкупила меня у немцев за бутылку водки
Зуева Зинаида Павловна, 1933 г. р
Я – малолетняя узница фашистских концлагерей, таков мой статус. Слава Богу, непосредственно в лагере быть не пришлось, но вместе с родственниками была угнана фашистами в рабство. Родилась в Ленинграде, и в начале войны мне было всего 8 лет, я только-только окончила первый класс. На летние каникулы родители отправили меня, как тогда говорили, «на дачу» – к родственникам в Псковскую область. Как известно, эта территория была очень быстро оккупирована немцами, и они стали угонять людей на работы в Германию целыми семьями.
Везли нас в товарных вагонах вместе со скотом. В дороге почти не кормили. Прилечь было невозможно, можно было только сидеть. Возили долго и всюду, так как нас никто не принимал. В конце концов привезли в Литву. Немцы высадили нас в лесу и уехали.
Мне повезло – моя хозяйка-литовка меня выкупила у немцев за бутылку водки и кусок сала.
Местные жители подбирали нас как своих будущих работников. Всех детей, оставшихся без родителей, немцы отбирали в специальный лагерь. В таких лагерях над детьми проводились чудовищные медицинские эксперименты…
Мне повезло – моя хозяйка-литовка меня выкупила у немцев за бутылку водки и кусок сала. Так что я в сам лагерь не попала, а работала в хозяйстве лагеря: свиней пасла, за коровами ухаживала, огородом занималась.
Помню, как в меня однажды стреляли, и я чудом убежала.
Немцы часто нас задерживали – заставляли учить их русскому языку. Так я обучила русскому одного немца, а он меня – немецкому.
В 1944 году, когда советские войска освободили Литву, нас начали развозить по домам. Так что в конце концов моя мама нашла меня там же – в деревне Копытово на Псковщине, куда отправила в начале войны.
Победу я встречала дома, в Ленинграде.
Во второй класс пошла уже двенадцатилетней. А в четвертом классе училась
Зинаида Павловна Зуева
Училась и одновременно работала в библиотеке. Но… была «с хвостом», поэтому при поступлении на работу от меня потребовали подробную автобиографию. Честно все описала, где была во время войны, что было нетипично. Люди, оказавшиеся в таком же положении, как я, старались все скрыть.
Я жила в самом пекле войны. То русские отступали, то немцы наступали. Все время была под обстрелами, бомбежками. Закрывала уши руками, плакала, пряталась… Забыть такое невозможно.
Прошло некоторое время, я прошла проверку, получила необходимые допуски и даже была назначена начальником секретного отдела. Моя откровенность позже очень мне помогла, так ч как на меня были заведены соответствующие документы, подтверждающие мой статус узника.
Те чувства, которые я тогда испытала, с годами не притупились. До сих пор я не люблю салют – мне это сразу напоминает про те ужасы, которые пришлось пережить.
Ведь я жила в самом пекле войны. То русские отступали, то немцы наступали. Все время была под обстрелами, бомбежками. Закрывала уши руками, плакала, пряталась… Забыть такое невозможно.
Пусть никогда даже наши прапраправнуки не переживут то, что пережила я!
Война – это действительно страшно. Пусть никто и никогда этого не увидит!
Алюминиевая ложка с «обратным адресом»
Улынская (Рабко) Елена Андреевна, 1927 г. р
Детство прошло в поселке Сиверский Ленинградской области, в многодетной семье, где воспитывались четверо детей, папа трудился, в основном, в животноводстве, мама – дома, по хозяйству. Когда началась Великая Отечественная война, закончила семь классов.
22 июня мама поехала в Ленинград по делам, а я вскоре пошла на вокзал ее встречать. Из-за страшной бомбежки не встретила. Те, кто оказался на вокзале, сразу попрятались. И я поспешила домой. Вдруг вижу – навстречу бежит папа и кричит: «Лена, ты откуда?
Жива? Только что „тебя“ отнес в сарай…
Навстречу бежит папа и кричит: «Лена, ты откуда? Жива? Только что „тебя“ отнес в сарай… Показалось, что ты убита». На самом деле там была девочка в таком же сарафане, как у меня, с черными косами, вся в крови. Вот и перепутал.
Показалось, что ты убита». На самом деле там была девочка в таком же сарафане, как у меня, с черными косами, вся в крови. Вот и перепутал. Да и сам папа стоял весь в крови.
Впятером с подружками вскоре втайне от родителей поехали в Гатчину, чтобы поступить учиться на курсы радисток. Хотелось Родину защищать!