Дети войны. Народная книга памяти
Шрифт:
А тогда, когда мне стало полегче, мы с мамой вышли из штольни. В штольне было темно, а здесь светило солнце. Я оглянулась и увидела, что на стене около входа висит мужчина. Я крикнула: «Мама, смотри!» Мама оглянулась, но там уже никого не было. Стали искать, но никого не нашли, решили что это дезертир прятался. Но через несколько дней его нашли мухи, ведь было очень жарко. Вдруг появился неприятный запах, и роем стали виться мухи. Видно, парень упал со скалы, а камни, осыпавшиеся за ним, схоронили его. Это был молодой парень. Люди, разбирая камни, обсыпали все хлоркой. Родители парня ушли с завода, думая, что их сын дезертир, и так и не узнали, что он погиб.
Второго
Когда немцы заняли Северную сторону, мы все находились в штольне без работы и воды. Как-то мы с мамой взяли ведро и пошли к колодцу, который находился на территории завода. Набрали воду и уже хотели уходить. Тут перед нами начали в землю впиваться пули, поднимая пыль. Мы пятились, а они преследовали нас. За стеной развалившегося дома стояли трое наших солдат. Пожилой солдат крикнул, чтобы мы оставили ведро и шли к ним под стенку. Когда стемнело, немцы перенесли стрельбу на другой колодец. Солдат принес нам ведро и предупредил, чтобы мы больше не ходили сюда за водой.
Второго июля 1942 года немцы сидели на платформах поезда, стоявшего на заводе, собрали детей и под губную гармошку подзывали нас, показывая шоколад. Но никто не подошел. Потом повели нас на улицу Макарова, там стояли два разрушенных дома. Женщин отделили от мужчин. Мужчин увели, а нас загнали в дом. Мы с мамой всю ночь просидели в подъезде на лестнице. Утром нас отпустили по домам. Мужчин же угнали в Бахчисарай в концлагерь.
Дом наш был разрушен, он стоял на скале, внизу проходила железная дорога. Немцы выгнали нас на 1,5 км от железной дороги и от морского берега. Мы нашли комнату, в потолке которой была дыра от снаряда. Во второй комнате, когда шел дождь, мы ставили посуду, чтобы как-то уберечь постель от воды, чтобы на ней можно было спать.
Надо было что-то делать, чтобы не умереть с голоду. Нам удалось сохранить некоторые вещи в окопе, забросав их стульями, этажерками, чтобы румыны их не нашли. А соседи наши «не растерялись»: в одной семье я однажды увидела картину из нашего дома, а в другой мамино платье, сшитое на заказ. Вещи мы меняли в Бахчисарайском районе и однажды попали в облаву. Нас забрали в полицию, отобрали все что было, сделали опись вещей.
Старуха соседка, которая украла наши вещи, спросила у мамы, забрали ли у нее паспорт. Мама сказала, что нет. Тогда старуха догнала полицаев и подняла крик. Они вернулись и сказали маме: «Зачем же ты ей сказала про паспорт?
Мы специально оставили тебе документы». Так у мамы забрали паспорт.
А что мы получали за свои вещи? Одну картошку, кусочек хлеба, тыкву, яблочко. И вот теперь у нас отобрали вещи, и даже это немногое мы не могли получить при обмене. Нас посадили в грузовик и сказали: «В Севастополе, когда приедете, все получите назад». Увы, ничего назад мы не получили.
В Севастополе тоже были облавы. Татары привозили из сел овощи, фрукты, люди шли на рынок, и тут-то их и ловили. Отбирали паспорта и велели приходить за ними в полицию, где людям вручали направление на работы в Германии. Мы с мамой тоже попали в облаву, но у мамы не отобрали паспорт. Посмотрели и вернули.
Старуха соседка, которая украла наши вещи, спросила у мамы, забрали ли у нее паспорт. Мама сказала, что нет. Тогда старуха догнала полицаев и подняла крик. Они вернулись и сказали маме: «Зачем же ты ей сказала про паспорт? Мы специально оставили тебе документы». Так у мамы
На улице Корабельной была полиция, там на школьной доске писали, когда люди должны были прийти за паспортами. Нам объявили, что мы должны 22 июля явиться с вещами на вокзал, нас посадили в товарный вагон и повезли. Посреди степи остановили поезд и дали на вагон буханку хлеба и ведро воды. Потом нас довезли до города Джанкой, высадили на станции ночью. Рано утром подъезжали подводы – полицаи на них отправляли людей. Нас, севастопольцев, было десять семей, и нас отправили в совхоз Ток-базар. Мы выжили благодаря тому, что совхоз был овощеводческий, были огурцы и помидоры. Мы работали в совхозе и питались в столовой там же. Некоторые жители села нас упрекали, мол, приехали «защитники Севастополя» их объедать.
Нас освободили 11 апреля 1944 года. Мама стала работать в механической мастерской, а я ей помогала.
Отец вошел в город с первой автоколонной
Недоруб Евгений Павлович, 1934 г. р
Родился 17 августа 1934 в родильном доме Севастополя на набережной Корнилова. До войны и во время войны мы жили на улице Карла Маркса рядом с главпочтамтом, напротив Покровского собора, пока дом не разбомбили.
Когда немцы подошли к Севастополю, отец повел автоколонну на Кавказ, а я остался с бабушкой и дедушкой в городе. Во время бомбежек мы перебирались либо к нашим знакомым на улицу Частника, либо к дедушке на завод. Поэтому и остались живы, когда наш дом разбомбили.
Когда стало понятно, что немцы все же войдут в Севастополь, бабушка с дедушкой очень боялись, что меня могут расстрелять, поскольку я был очень похож на еврея. Бабушка меня крестила, и мы перебрались в село Кучук-Мускомья, где меня постоянно прятали от фашистов в маленьком обшитом деревом окопчике, а точнее, блиндажике недалеко от дома. Вскоре начался артобстрел деревни. Спасаясь от артогня, мы и многие жители деревни бежали в горы. Там была большая пещера под землей, помню, ее называли «провал». В ней попрятались люди, надеясь дождаться прихода наших, все были уверены, что скоро фашистов выбьют.
Но, убегая от артогня, мы не захватили с собой много продуктов, и пришлось идти в деревню. Помню, мы шли по дну большого оврага и услышали впереди немецкую речь. Дедушка с бабушкой быстро поднялись по склону балки, положили меня под нависающий камень, а сами легли рядом, прикрыв меня. Из-за поворота выехали трое фашистов на лошадях. Как раз под нами они остановились, спешились, постояли, покурили и поехали дальше. Ни один из них не поднял головы и не посмотрел вверх.
Мы шли по дну большого оврага и услышали впереди немецкую речь. Дедушка с бабушкой быстро поднялись по склону балки, положили меня под нависающий камень, а сами легли рядом, прикрыв меня. Из-за поворота выехали трое фашистов на лошадях.
Предполагая, что обстрелы будут продолжаться и дальше, дедушка с бабушкой решили пешком добираться в Ялту, где жили наши хорошие знакомые. Мне идти было очень тяжело, ведь я был маленький и очень уставал. Помню, меня на подводе подвез немного румынский солдат. На середине пути между Байдарами и Ялтой мы остановились в дорожном домике и прожили там несколько месяцев. Голодали. Мимо шли фашистские войска, у них было много лошадей, «битюгов», как мы их называли. Они их кормили овсом, он рассыпался, бабушка его потом с земли собирала, перебирала и варила кашку. Ели конину, «полакомились» даже собачатиной – немцы пристрелили большую собаку и сами с удовольствием ее съели и нам досталось.