Дети войны. Народная книга памяти

Шервуд Виктория

Немцы по дороге кричали, стреляли, вытаскивали людей из щелей и гнали в центр. Всех пригнали в район первой горбольницы, чуть выше больницы была тюрьма. Народу тьма, согнали со всего города и всех окрестностей. С нами был военнопленный дядя Сеня – он помог нам бежать. Нас погнали к морю: немцы набивались в корабли и баржи, а верхнюю палубу закрывали плотным строем мирных жителей. По пути к кораблям дядя Сеня засунул меня в один колодец на дороге, а маму в другой – вбил как гвозди. Народу там было как селедки в банке. Благодаря ему и спаслись.

Снайпер убил моего одноклассника

Романова

Александра Ивановна, 22.09.1924

В Балаклаву Великая Отечественная война пришла скоро. Периодически немецкие самолеты сбрасывали бомбы. Затем морским путем стали поступать раненные бойцы из Одессы, где тогда шли бои.

Оборона Севастополя началась 31 октября 1941 года. Помню сражение, когда немцы подошли в местечко Кефало Вриси на восточной стороне Балаклавской горы, – оттуда было много раненых красноармейцев. Им оказывала помощь фельдшер Любовь Харитонская, затем солдат отправляли в санчасть.

В городе стало опасно находиться. Через несколько дней, после того как бойцы Красной армии отбили атаку на горе и не допустили немцев в Балаклаву, усилился обстрел с горы. Там засели снайперы, они свободно убивали всех проходящих по городу: и военных, и мирное население.

К нам, подросткам, обращались за помощью в чем-нибудь. Сообщали по цепочке один другому (телефонов ведь не было), когда и где собраться.

Приходилось, согнувшись и прячась, пробегать между стенами домов и каменными заборами. Один из минометных снарядов попал в наш дом, когда мы с мамой находились дома, а сестренка была в бомбоубежище, снаряд пробил крышу и разорвался под потолком в комнате, где находилась я. Я не слышала разрыва снаряда, но сразу почувствовала себя оглушенной, не могла крикнуть, почувствовала запах серы и удушливых газов. Мама находилась в другой комнате и позвала меня, так как была ранена в ногу осколком снаряда. Фельдшер оказала нам помощь, остановила кровотечение, сделала перевязку. Потом уже при осмотре комнаты оказалось, что снаряд разорвался в противоположном от меня углу, и все осколки остались там.

Мы перешли жить в другое место – в одно из подвальных помещений все в той же Балаклаве. Занятия в школе прекратились, и я стала ходить на оборонные работы, рыть траншеи вместе с другими учениками. Затем меня позвали поработать на водокачку, которая снабжала питьевой водой город, – она располагалась в каменном помещении с электрооборудованием. Здесь я работала, пока ее не разбомбили. К нам, подросткам, обращались за помощью в чем-нибудь. Сообщали по цепочке один другому (телефонов ведь не было), когда и где собраться.

Магазины не работали. Хлеб получали по талонам, жили впроголодь. Из моих одноклассников несколько человек погибли. Любовь Аврамиди убили осколком снаряда, а Витю Денисенко убил немецкий снайпер через окно дома.

Впереди было еще много трудных испытаний, которые нам довелось вынести. И вся 250-дневная героическая оборона Севастополя внесла весомый вклад в победу нашей Родины.

Утром отец ушел на завод, и больше я его не видел до конца войны

Смурыгин Иван Григорьевич, 1933 г. р

Родился 25 июня 1933 года в селе Голумбей Бахчисарайского района (теперь это село Некрасовка). К началу войны мне почти исполнилось восемь лет.

Перед самой войной родители попросили бабушку и дедушку привезти

меня. Дедушка запряг лошадей, к вечеру мы приехали в Севастополь, мама накормила деда, и он поехал домой. Спать мне постелили на рабочем верстаке отца. Ночью я проснулся от яркого света в окне, было очень много прожекторов. И в одном из прожекторов я увидел самолет, по которому стреляли трассирующими пулями, было очень красиво. После чего я пошел в другую комнату, разбудил отца и спросил, что происходит. Он встал, посмотрел и сказал: «Война».

Утром он ушел на завод, и больше я его не видел до конца войны. Я и две мои сестры остались с матерью. В нашем огороде был выкопан окоп, в котором при налетах и обстрелах прятались все, кто был поблизости. По торцу окопа находилась соседская времянка, в которой ремонтировали винтовки, пулеметы, минометы и ПТР. Все свое свободное время я был там и выполнял любую работу, какую предлагали.

Однажды во время налета никого взрослых не было дома, мать пошла на Северную сторону, чтобы купить кое-какие продукты, я с сестренками был дома. И тут я вижу штук 15 немецких самолетов, которые направлялись в сторону северного дока. Я схватил сестер и затащил их в окоп. Когда вернулся, то увидел, что один бомбардировщик повернул в нашу сторону и летит прямо на меня. Потом увидел, как от него отделилось три точки, это были бомбы. Я прикрыл дверь в окоп и стал ждать. Через мгновение раздался взрыв, дверь вырвало у меня из рук, а меня взрывной волной отбросило на печку. В окопе стало много пыли, а я подумал, что это дым, схватил сестренок

Тетя Дуся сварила молочную лапшу, разлила по тарелкам и пошла нас звать, в это время раздался взрыв, и у нас рухнула штукатурка прямо с потолка на стол. Жалко было молочную лапшу.

и кинулся к выходу. В это время вбежала тетя Дуся и закричала: «Ты куда?!» Я сказал, что там много дыму, она ответила, что это пыль. Она была в комнате, сварила молочную лапшу, разлила по тарелкам и пошла нас звать, в это время раздался взрыв, и у нас рухнула штукатурка прямо с потолка на стол. Жалко было молочную лапшу. Когда я вышел из окопа, то увидел, что одна воронка прямо возле окопа. Другая – напротив нашего дома, окон и дверей нет, а от мастерской осталось три ряда рубероида.

Ночью семьи, которые работали в мастерской, отправили в штольни Инкермана. Утром немцы заняли Северную сторону. Когда мы шли на баркасе, нас без конца обстреливали, но мы благополучно добрались и два месяца пробыли в штольне. Воды не было совсем, вместо нее давали бутылку шампанского (в штольнях был склад завода шампанских вин), три сухаря и 150 граммов подсолнечного масла на каждого. Немцы установили танк на мосту через Черную речку и прямой наводкой били по входу в штольню. Так что выйти или войти с риском для жизни можно было только ночью.

Однажды после захода солнца (мы определяли время суток по проему окна под потолком штольни) нам сказали, что те, кому нужно шампанское, пусть идут к подвалам и берут сколько надо, потому что часовых там нет. И еще сказали, что тех, кто сможет подняться на 15-метровую высоту по штормтрапу и пролезть в проем окна, по ту сторону будет ждать теплоход для эвакуации на Большую землю. Часть людей стала собираться у штормтрапа, другие двинулись к подвалам. Через некоторое время с первого этажа стали подниматься люди, таща за собой мешки с бутылками.