Дети закрытого города
Шрифт:
Оказалось, Вета совсем забыла, как пахнет свежевымытый паркет. Как он скрипит под каблуками туфель. Она остановилась на втором этаже, чтобы взглянуть на дверь своего кабинета. Даже отсюда виднелись металлические штыри в щели между дверью и косяком. В сумке валялся ключ, который позабыла отобрать у неё Лилия, но заходить туда Вете всё равно не хотелось.
Там же всё по-старому: на подоконниках нагромождение комнатных цветов, выцветший манекен таращится пустыми глазницами, и пахнет кабинетом биологии, а ещё старыми бумагами, которые остались после Жаннетты.
Вета усмехнулась, снова берясь за перила. Хорошо бы и дальше никого не встретить.
Многие двери классов были заперты, и за ними притаилась тишина. Кое-где шли уроки. Она похолодела от понимания, что не так давно и сама работала тут. Какой же она была идиоткой, не смогла понять всё и сразу.
Вздох облегчения вырвался из груди Веты, когда она увидела свет за приоткрытой дверью музея. Старый паркет выдал её, и Мир, сидящий за столом, обернулся.
— Добрый вечер. Давно тебя не было. Куда пропадала?
Конечно, он ничего не знал о её «отпуске» и поинтересовался только из вежливости. Вета села напротив, сложила руки перед собой, как примерная пятиклассница.
— А там наша черепаха опять чуть из аквариума не вылезла, представляешь? Даже камень не помог, — усмехнулся Мир, листая пыльные документы. — Пришлось сверху ещё старый аквариум поставить, чтобы она стекло не поднимала.
Следы Петербургского вечера стекали у Веты по плащу, на пол и высыхали на паркете и на её туфлях. Зонт она бросила в углу.
— Помнишь, ты говорил, что знаешь про город?
Мир взглянул на неё, затолкав очки поглубже на переносицу.
— Ну да, я вообще-то читаю лекции по истории. — В очках Мира мелькнул блик от жёлтой лампы. Мелькнул и погас.
— Не совсем тот город, — бесцветно перебила его Вета. — Другой. Помнишь, ты ещё говорил, что он не может быть таким сильным. Не поверю, что такое можно скрыть. Ты же знаешь о нём, правда?
Они помолчали. Пыльные шторы комнаты-музея были раздёрнуты, и Вета увидела, как в сером небе чертит линии дождь. Город молчал, только капли скреблись по окнам.
— Мне очень важно, — сказала она, замечая, как дрожит голос, и не стала сдерживаться. Пусть так.
Мир стянул очки и бросил их на бумаги, так что теперь на немытой столешнице красовались два блика от линз.
— Так что именно тебе интересно?
У неё не было сил идти обходными путями.
— Почему он замолчал?
Очки стукнулись о поверхность стола, когда Мир столкнул их и захлопнул папку. Он сощурился, и стал совсем беззащитным.
— Замолчал?
Вета в нетерпении тряхнула руками.
— Он говорил. Не знаю, как ещё назвать гул этот. А теперь замолчал. Почему? Он больше никого не заберёт? Он взял передышку? Что случилось?
Мир поднял руки, словно сдаваясь на милость победителя.
— Подожди, давай не так быстро. Существо города вряд ли может говорить. Оно бестелесно. Тот звук, который все называют голосом города, может быть чем угодно, это же просто местная достопримечательность. И что ты имеешь в виду,
Вета покачнулась вместе с длинной скамейкой, на которой сидела. Одежда уже подсохла, но дрожь начала бить Вету только сейчас. Она натянула рукава плаща по самые кончики пальцев. Скреблись за стеной кролики — она прекрасно это слышала. А город молчал.
— Он забрал двоих детей при мне. И до меня, наверняка. Он мог забирать только детей, рождённых в нём, в год основания. Как бы ты сказал, он от этого становился сильнее, да?
Вета вспомнила вдруг свою жуткую фантазию: она пойдёт в школу, и на тротуаре столкнётся с высоким сгорбленным стариком-городом. Он обернется и глянет ей вслед.
Мурашки побежали по спине.
— А потом что, когда он стал сильнее? Он теперь может забирать кого угодно? И почему он замолчал?
Она говорила и забывала, что Мир ничего не знал о событиях её последних недель. Он страдал и морщился, а Вета всё говорила, не в силах остановиться. Даже если бы под дверью подслушивала Лилия, она бы высказалась до конца.
Но Мир спросил совсем не о том, о чём ей думалось, он спросит.
— Почему тебя больше всего беспокоит его молчание?
Она хотела бы сказать о затишье перед бурей и о том, как нагнетает тревогу тишина в подворотнях, но только приоткрыла рот. Мир чуть-чуть улыбнулся.
— Это всё очень страшно, что ты рассказываешь о детях. Если так и есть, это очень страшно.
— Он уже давно не забирает детей, — выдала она машинально и опустила глаза. — И я думаю, детей ему скармливали специально. Их даже собрали в один класс, чтобы удобнее было следить. Им даже пригласили нового учителя, из другого города. Чтобы ничего не понимал и не дёргался. Всё ещё страшнее, чем ты думаешь. Намного страшнее.
Мир не шевельнулся. Он либо поверил ей и остолбенел от ужаса, либо посчитал сумасшедшей и теперь старался не разволновать.
— Не знаю, зачем я это тебе рассказываю, — призналась Вета. — Просто меня вчера возили… на другую часть набережной и пытались скормить городу. Он меня не забрал. Не знаю, может, заберёт сегодня или завтра. Не знаю. Я хочу, чтобы хоть кто-то мне поверил. Они знают, что город существует, и хотят сделать его сильнее.
Когда Вета замолчала, он принялся постукивать пальцами по столу. В такт дождю.
— Они хотят выиграть войну, — сказал он вдруг очень уверенно. — Ну, у людей не так уж много шансов победить магов. Может, это — единственный.
У неё похолодело в затылке, как будто кто-то прикоснулся ледяными пальцами. В школе шли уроки, но музей приткнулся в тёмном закоулке на последнем этаже, поэтому до него не долетало звуков обычной жизни. Даже кролики за стенкой притихли. Вета попробовала дыханием согреть ладони.
— Я не знаю, что теперь делать.
— А что ты можешь сделать? — сказал Мир с нажимом и тяжело лёг грудью на край стола. — Если они хотят кормить город детьми и воевать, они будут кормить и воевать. Тебе нужно уехать. Есть хоть какая-то возможность?