Дети закрытого города
Шрифт:
Резкий механический писк вывел её из оцепенения, а потом в спину сильно толкнули. Вета отступила в сторону. Подъездная дверь открылась, и на порог вышла сердитая бабушка со скомканной авоськой в руке.
— Ты чего тут встала? — Она зыркнула на Вету. — Пройти уже не дадут.
Та оглянулась: птиц уже не было, только покачивались ветки, хоть ветер давно спрятался за соседним домом. И солнце пекло, как летом. Оказалось, под блузкой по её телу текут капли пота. Вета судорожно втянула воздух и опустилась на скамейку. Тяжело прошагала мимо старушка, одетая в осеннее
Вечером с работы вернулся Антон и весело затопал в прихожей. Зашуршал бумагами, потом заглянул в комнату к ней. Весь день Вета провалялась на кровати, плотно зашторив все окна в квартире.
— Извини, — выдавила она, — я забыла тебя предупредить, чтобы не заезжал в школу.
Антон принёс с собой запах тлеющих листьев и немножко радостных детских криков с площадки перед домом.
— Да ладно, — посерьёзнел он. — Тебе плохо?
Вета отвернулась к стенке, совершенно не понимая, как и о чём с ним говорить.
— Да, — сказала она. — Уже примерно месяц, как очень плохо.
Антон прошёл в комнату и сел на край кровати. Он протянул руку, чтобы дотронуться до Веты, но та не обернулась, и рука опустилась на складку покрывала.
— Меня выгнали из школы, — продолжила она, когда немой вопрос уже почти материально висел в воздухе.
Можно было забросить всё, забыться, надеть шёлковую юбку и пойти гулять по городу — ведь ей дали отпуск, а, может быть, и вожделенное увольнение. Ничьи судьбы её больше не трогали, в конце концов, у детей есть родители, вот и пусть любят своих отпрысков. Но Вета смотрела в стенку и не находила в себе сил ни подняться, ни вспомнить о том, как сегодня к ней приходил город. Или нужно говорить «за ней»?
— Ты веришь в призраки? — спросила она.
— В призраки? — удивился Антон, который ещё не успел сообразить, радоваться её отпуску или бежать и прятать все острые предметы.
— Ну, в фантомы, чудовища, пугала? — Она нервно рассмеялась и села на кровати, подтягивая ноги под себя.
Вета так и осталась в белой блузке — теперь уже изрядно помятой — и школьной юбке ниже колен. Чтобы переодеться, нужно было вставать и идти к шкафу, возле которого ей обязательно бы вспоминалась Рония: «Можно я оставлю здесь свою сумку?». Она бросала сумку в подсобке возле шкафа с пыльными книжками.
— Ты к чему это? — выдал Антон, хотя наверняка уже понял, к чему. И чуть-чуть отстранился от неё. Вета хмыкнула.
— Оно почти умеет говорить. Ещё немного и, наверное, оно станет совсем похожим на человека. А знаешь, что самое страшное? — Она выдержала долгую паузу, но уголки губ уже поползли вверх. — Что это научно. Ну что ты смотришь на меня, как на идиотку?
Антон хмурился и не отвечал.
— Да, — согласилась она. — Звучит глупо. Но припомни хоть один доказанный факт, согласно которому город не может материализоваться в пугало и пойти собирать души? Теория имеет право быть, пока её не опровергли.
Она услышала сама себя как будто со стороны и испуганно замолчала. Мысли эти, не облачённые в слова, казались правильными и простыми, но звучали просто
— Лилия обо всём знает. Она не хочет, чтобы я была рядом с детьми. Видимо, она поняла, что они не уходят из-за меня. А она хочет, чтобы уходили.
Ей вдруг вспомнилась цветастая шаль, Вета нервно хихикнула, представляя себе, как Лилия стоит перед пугалом, пряча руки в пёстрых кисточках.
«Я хороший завуч», — как бы говорила всем подряд её шаль. — «Квалифицированный. Я даже умею скармливать детей городу-пугалу».
Антон смотрел на неё так же сумасшедше и молчал. Как же Вете хотелось схватить его за плечи и тряхнуть изо всех сил, чтобы даже зубы клацнули.
— А я знаю, почему город за детьми больше не приходит, — сказала она уже то, чего говорить не собиралась вообще. — Потому что он теперь приходит за мной.
Он подтянул её к себе и обнял, как всегда, неудобно, но Вета молчала и терпела. В конце концов, она ужасно долго ждала этого разговора и надеялась, что Антон не опоздает ни на минуту, потому что каждую минуту она делала шаг к безумию. Так казалось Вете.
— Лилия не сумасшедшая, — сказал, наконец, Антон. — Она какая угодно, только не сумасшедшая.
Он вскочил, метнулся в прихожую и там схватил трубку телефона. Вета слушала, как крутится диск, и снова облизывала отчаянно сухие губы. Солнечный свет пробивался даже сквозь шторы, и она представляла, как визжат на площадке дети. Скрипят качелями, гоняют на велосипедах по асфальтовым дорожкам, а птицы задумчиво смотрят на них с полуоблетевших клёнов. Птицы наблюдают за каждым.
Антон положил трубку и вернулся. Снова прогнулся матрас — он сел рядом. Вета почувствовала, но не обернулась. Она рассматривала абстрактные узоры на бежевых обоях, и в каждом изгибе ей чудилось птичье перо, или клюв, или лапка, вцепившаяся в тонкую ветку.
— Ты ведь живёшь здесь всего ничего. Я не понимаю, — признался Антон. — Если мы решили, что дети, которые родились в городе ему зачем-то нужны, то ты здесь всё равно не при чём.
— Я их даже не видела сегодня, — вспомнила Вета, и её одолело внезапное желание сесть за телефон и позвонить каждому. Можно даже тем, кого собирались выслать. Вдруг трубку возьмёт Арт. Станет ли ей тогда спокойнее?
Антон тряхнул руками.
— Постой. Объясни мне, как вообще всё это происходило? Как он пришёл? Куда потом делся? Ты как-то прогнала его?
Вета молчала, снова вызывая в памяти образ пугала с пустыми рукавами и штанинами. Ткань, которая заменяла ему лицо, морщилась, пыталась изобразить человеческие эмоции, но не получалось. Может быть, совсем скоро он стал бы для всех — как случайный прохожий. Высокий сутулый старик, пусть в обтрёпанном сюртуке, ходил бы по улицам. На таком не особенно задерживаются взгляды.
Она сама бы шла утром в школу и заметила бы на другой стороне улицы мужчину со странной подёргивающейся походкой, и тут же позабыла бы о нём. А мимо неё прошёл бы город.