Детонепробиваемая
Шрифт:
И вот, когда я вижу белую ящерицу на темной входной двери заведения на улице Лафайетт и захожу в романтически освещенное, отделанное красным бархатом помещение бара, на меня тут же накатывают воспоминания о двадцатитрехлетней книголюбке, такой бедной, что один напиток приходилось растягивать на всю ночь (начиная работать в «Элджине», я зарабатывала всего девятнадцать тысяч в год). До сих пор ясно помню, как чувствовала себя тогда – одновременно напуганной и очарованной этим городом, полной мрачных предчувствий и неискоренимой надежды. Но прежде всего в памяти всплывают наши многочисленные
«Это и сейчас не изменилось», – думаю я, завидев за столиком в углу Джесс, потягивающую «космополитен». Нынче она редко пьет эти коктейли, но они остаются частью ритуала при посещении бара «Темпл» (который у нее выработался еще до начала показа «Секса в большом городе»). Подруга протягивает мне мой любимый напиток из здешнего меню – мартини с каплей вермута – и говорит:
– Как ты?
– Нормально.
– Правда?
Я киваю, но тут же поправляюсь:
– Нет. Не совсем.
– Хорошо. Слушай. Я тут сообразила, что этот марафон просто не в твоем стиле, – говорит Джесс.
Думая: «Если это лучшее утешение, которое ты изобрела за день, то у меня действительно большие неприятности», я парирую:
– Мне всегда хотелось пробежать марафон.
– Ага, конечно. Ты так только говоришь, – усмехается Джесс. – Вроде как я воображаю себя непоседой, которой понравилось бы кататься на сноуборде, прыгать на резинке и сплавляться на плотах по горным рекам. Мне бы хотелось любить экстремальный спорт. Но знаешь что? Я его не люблю. Он меня пугает. И ни капельки не развлекает. Поэтому, спасибо, нет. А ты твердишь, будто хочешь преодолеть марафонскую дистанцию, но брось, неужели тебе и впрямь охота бежать сорок два с лишним километра? Вправду хочется день за днем вставать ни свет ни заря и тренироваться? Нет. Не хочется. Поэтому отпусти уже эту мечту.
– Наверное, так и надо, – вздыхаю я. – Не знаю. Понимаю, что это не должно меня так задевать. Ничего особо не изменилось после того, как я съездила в Италию с Ричардом, или из-за разговора с Беном, или когда увидела результаты того поиска в интернете. Я точно на том же месте, где пребываю с тех пор, как развелась. И не могу определить, почему сейчас чувствую себя настолько хуже.
– Ну, подозревать, что Бен с кем-то встречается, – это одно. А получить тому подтверждение – совсем другое. Это тяжело. Я тебя понимаю.
– Спасибо. Но я и правда думала, что двигаюсь вперед, – говорю я, вспоминая утешительные слова отца за обедом. – С Ричардом или нет, я думала, что приняла верное решение.
– Так и есть, Клаудия. Ты приняла верное решение, – кивает Джесс. – Но в процессе движения вперед иногда случаются маленькие заминки. Тебе пришлось воспользоваться Ричардом как переходным вариантом. Пришлось поволноваться насчет переходного варианта Бена. Каковым, вероятно, Такер в долгосрочной перспективе и является. Но вне зависимости от того, оправдается ли этот прогноз, ты продолжаешь жить дальше.
– Совсем как ты двигаешься дальше и пытаешься забыть Трея? – с надеждой уточняю я.
– Именно! – широко улыбается Джесс. – Кстати, на следующей неделе
Бросаю на нее подозрительный взгляд.
– Клянусь, не перезвонила. И не собираюсь. С Треем покончено. И тебе тоже давно пора покончить с Беном.
Я киваю и говорю:
– Ладно.
– Итак, за новые начинания! – тостует Джесс.
– За новые начинания, – подхватываю я, на этот раз полностью принимая тост.
Мы целенаправленно напиваемся, и я чувствую себя совсем как в старые добрые времена, когда несколько коктейлей в модном баре могли исправить практически все что угодно.
* * * * *
Несколько следующих дней я ни слова не говорю о Бене и Такер, пока ко мне не заходит поздороваться один из моих авторов, Итан Эйнсли. Итан недавно переехал из Лондона в Нью-Йорк, чему я была несказанно рада, поскольку он один из немногих романистов, кто набирает в моем списке четыре пункта из четырех: 1) он мне нравится; 2) мне нравится его стиль; 3) его книги хорошо продаются; 4) он надежный. Гораздо чаще мне нравятся автор и его стиль, но книги не получают того коммерческого успеха, на который я надеялась. Или мне нравится стиль и книги хорошо продаются, но автор – напыщенный болван, постоянно срывающий сроки.
Поэтому, когда улыбающийся Итан появляется у меня на пороге, я сияю в ответ и приглашаю его войти и присесть.
– Смотри, что я утром получила, – говорю я, протягивая ему макет обложки его новой книги, который мне только сегодня передал художественный редактор. – Что скажешь?
Итан смотрит на темно-синюю обложку, украшенную только маленькой белой подушкой с надписью, и расплывается в улыбке.
– Чудесная! – восклицает он. – Простая, но идеальная.
– Точно, – киваю я. – Мне она тоже приглянулась.
– Парни из вашего художественного отдела просто молодцы. Давай скрестим пальцы, чтобы люди судили о моей книге по обложке.
Я улыбаюсь и спрашиваю:
– Так какими ветрами? Просто был неподалеку?
– Ага. Заезжал в «Парагон» за лыжным снаряжением. Везем мальчишек покататься.
– Звучит весело, – одобряю я.
– Ага. Надеюсь, здорово проведем время.
– Как семья?
– Хорошо. Джон и Томас только что пошли в детский сад, а что еще более важно, скоро у них появится маленькая сестренка! – расцветает Итан.
– О, Итан! Прекрасная новость! – говорю я, искренне за него радуясь. – Дарси ведь давно хотела девочку, да?
Неожиданно осознаю, что, возможно, путаю его жену с героиней его первой книги, Эллен. Такое со мной часто случается в связи с персонажами Итана, потому что в одном из наших первых разговоров, сразу после того, как я купила права на его рукопись, он признался, что отразил в романе собственную жизнь и историю своей женитьбы. Признался, что, как и герой книги, он влюбился в девушку, вопреки ее прошлому, ее недостаткам, и вопреки собственному отчаянному желанию оставаться свободным, ничем не обремененным и блаженно одиноким. Независимость пошла прахом, раздавленная неодолимой потребностью быть с любимой.