Детство Скарлетт

Митчелл Мюриэл

— Да, — едко продолжила Элеонора, — чтобы увидеть меня. Я это знаю.

— Не только, Элеонора. Я приехал сюда, чтобы сознаться в своей вине перед тобой. Но я не ожидал, что, кроме меня и тебя, здесь найдется человек, который бы осмеливался обвинять меня.

— Кого ты имеешь в виду? — изумилась женщина.

— По-моему, Клеопатра кое о чем догадывается, — грустно произнес Рональд. — А мне не хотелось бы причинять ей боль.

— Вы мужчины удивительные существа, — вздохнула Элеонора, — ведь ты сам нарушаешь клятву и еще хочешь, чтобы тебя никто

не осуждал. Ты не любишь, когда от тебя требуют искупления.

— Молчи, Элеонора, ты сама не знаешь, что говоришь.

— А если я потребую от тебя искупления. Именно потому, что я сама глубоко виновата перед вами с Клеопатрой. Ведь ты не хочешь меня прощать, а я готова на все, чтобы загладить свою вину перед этой милой девочкой.

— Но я готов, я сам готов искупить свою вину, — горячо воскликнул Рональд.

— Согрешив со мной еще раз? Не говори мне об этом, не смеши меня. Разве я не признаю тебя виновным? Так в чем же еще ты хочешь обвинить себя? Это смешно. Ты лгал мне, как и множество других до тебя. Что мне за дело до этого? Может быть, ты думаешь, что у тебя есть какие-то обязательства по отношению ко мне, потому что ты однажды спас мне жизнь и репутацию? Нет, никаких обязательств, мой дорогой, спасибо тебе.

Скарлетт, затаившись, слушала разговор любовников. Она не совсем понимала, кто и кого в чем обвиняет.

То ей Элеонора казалась жертвой, то внезапно становилось жалко Рональда.

Но, скорее всего, и женщина, и молодой человек — оба были виноваты в том, что нарушили устои морали и общества.

— Элеонора, с нашей последней встречи прошел год.

— Да, Рональд, ровно год и два месяца, если быть точным.

— Ты так хорошо помнишь это?

— Да, а что же мне остается? Ты за это время едва не женился, успел обручиться.

— Но ведь и ты замужем или я о чем-то, может быть, не знаю?

— Да, я замужем, но это несколько другое и ты об этом прекрасно осведомлен.

— Плевать, — воскликнул Рональд, — я не думаю, что это будет для нас препятствием.

— Нет. Нет, Рональд. Я не хочу быть твоей любовницей. Это постыдно.

— Но ведь ты не можешь стать моей женой. Значит, тебе остается только одно — быть моей любовницей.

— Нет, я этого не хочу.

— Ты говоришь, что не хочешь, а твои глаза говорят совсем другое.

— Что говорят мои глаза?

— Они говорят, что я для тебя все такой же желанный.

— Это тебе кажется.

Скарлетт решила поудобнее устроиться на стуле, но он предательски скрипнул.

Девочка замерла, испугавшись, что ее могут обнаружить.

Но женщина и молодой человек так были заняты разговором, так увлеклись, предъявляя один другому обвинения, что не услышали этого тихого звука.

Рональд с сожалением посмотрел на Элеонору.

— Что поделаешь, Элеонора? Я могу только вспомнить то время, когда мне едва исполнилось восемнадцать лет, и ты играла со мной, как кошка с мышкой, из любопытства, чтобы узнать, что будет. И вот полюбуйся, что из меня вышло. Ты говорила мне, что я много страдал

и ты страдала. Хотелось бы мне знать, как именно?

— Но Рональд, я ведь тебе уже говорила, как.

— Нет, прости, ты мне не говорила. Ты как-то сказала, что даже не в силах была страдать.

— Я сказала тебе, что была не в силах рассуждать ни о твоих, ни о моих муках. Вот что я сказала.

— Ах так, Элеонора…

— Ты, Рональд, не можешь этого понять. Есть вещи, которые невозможно объяснить.

Элеонора поднялась, чтобы придать своим словам больший вес, но Рональд схватил ее за руки и прижал к своей груди.

Женщина попыталась вырваться, но молодой человек держал ее крепко.

— А разве, Элеонора, никого не было с тобой эти годы? Ты же была замужем. У тебя были любовники.

— Я чувствовала себя не в праве, — прошептала женщина.

— Не в праве считать себя виноватой?

— Да, если хочешь, виноватой, потому что я поняла, что ты страдаешь из-за меня и ничем не могла заполнить этой пустоты, когда ты ушел.

— Но, Элеонора, ты ведь все-таки утверждаешь, что страдала по моей вине? — в его голосе чувствовалось легкое презрение к женщине.

Та пыталась оправдаться.

— Нет, все не так, как ты думаешь. Да и сейчас совсем не так. Во всем виновата жизнь.

— Да, — вздохнул Рональд, — это очень легко говорить, что виновата ни ты, ни я, а виновата жизнь, только почему-то должны страдать другие.

Элеонора вздохнула и высвободила свои руки.

Да Рональд уже и не очень-то противился этому.

— Пойми, Рональд, одни из-за любви сходят с ума, другие стреляются, а ты начинаешь философствовать. И поверь мне, ни один из этих трех путей ни к чему не приводит.

— Да, жизнь жестока, — согласился с ней Рональд, — и я это знаю.

Мужчина и женщина некоторое время молчали, словно боясь поссориться. Ведь их молчаливые взгляды взывали к примирению, к любви, а не к ссоре.

Но слова словно бы сами сорвались с их уст.

— Я вижу, — сказал Рональд, — что ты, Элеонора, приняла какое-то решение, но какое, не могу понять.

Женщина гордо вскинула голову и проговорила.

— Когда ты смотришь, сам не замечая того как, исподлобья, ты представить себе не можешь, дорогой мой, сколько хитрости у тебя в глазах.

— У меня хитрости? — изумился Рональд.

— Да-да, у тебя.

— Хитрости? — переспросил молодой человек.

— Да, да, именно хитрости, Рональд, я заметила это, когда ты только что посмотрел на меня так.

— Это не хитрость, — покачал головой Рональд, — скорее, печаль или усталость.

— Нет, хитрости, дорогой, прежней хитрости. Даже сейчас ты хочешь хитрить, рисоваться передо мной. Ведь я вас знаю, все вы, мужчины, одинаковы. Но вы забываете, что бывают моменты, когда женщины видят вас без всякой рисовки. Ты, конечно же понимаешь меня, Рональд, а потому женщины смеются вам прямо в лицо, когда вы начинаете принимать такие позы, вы тогда им противны, отвратительны… Но это к делу не относится.