Детство в девяностых
Шрифт:
— Я знаю, кто виноват во всём! Ельцин и Горбачёв, сволочи, ни дна бы им, ни покрышки!!! — выпалила Даша, невольно копируя деда Игната.
— А может, не так уж они и виноваты? — задумчиво и спокойно произнесла Кристина.
— Ну да! А кто же ещё?..
— Может, они как лучше хотели… А получилось, как всегда…
— Ой ли?
— Перестройка — это ведь что-то вроде революции, — терпеливо пояснила Кристина, — А революция, это почти всегда разруха. Как ремонт в доме. Наступает бардак и хаос, но все понимают, что это временно, и это так надо, чтобы потом было ещё лучше…
И Даша, окончательно
Глава 4
Зима в тот год была исключительно длинной и трудной. Продовольствие в сельпо завозилось с перебоями — хлеб же к концу февраля и вовсе перестали поставлять. Все сидели на одной пшёнке и гороховом пюре, от которого скручивало живот. Кристине становилось всё хуже — уж не могла она, как бывало, подолгу сидеть с книгой и болтать с Дашей; всё чаще ей хотелось прилечь и поспать.
И вот, как-то раз, посреди этой всеобщей обречённости и разрухи, в их захудалую деревенскую школу приехали американцы. Это событие было подобно разорвавшейся бомбе. Настоящие, живые американцы — и к ним, да не просто так, а с гуманитарной помощью.
На большой перемене голодных, оборванных деревенских детишек, среди которых была и Даша, собрали в актовом зале школы, и какие-то две стриженые американские тёти сначала обошли всех детей, кладя перед каждым большую картонную коробку, в которой — дети уже знали — была еда. Потом, после этой процедуры, тёти вышли на сцену актового зала, и одна из них, подойдя к микрофону, начала говорить речь на ломаном русском языке:
— Ми все знать, как пльохо дьети жить в русской деревня. Россия переживает крайзис в наши дни… И ми, американское комьюнити, приехать сюда с целью ньемного помочь голодающим русским дьетям и их родителям. Позднее в ваших корьобка ви найдёте еда, и также Библия… Знакомы ли ви с Библия, дети?
Дети озадаченно молчали. Они не были знакомы с Библией, и по правде говоря, их больше интересовала еда в коробках, а не Библия.
Американка говорила ещё что-то об Иисусе Христе, что принял распятие за наши грехи, о том, что Бог любит всех нас, но Даша мало что запомнила из этой лекции. Кое-как дождавшись конца, дети, словно стая голодных галчат, кинулись распаковывать свои коробки.
Внутри оказались пакеты с мукой, сахар, крупа, какие-то консервы, жестяные банки, на одной из которых было написано «Cola-cao», а на другой нарисованы какие-то медведи и печенья. Также, помимо всего прочего, в коробке лежали шоколадные батончики. Даша вытащила один из них, в чёрной обёртке, с иностранной надписью красными буквами.
— Ма… я… г… Маяг… — по складам прочитала она.
— Марс! Балда! — презрительно свистнул Серёжа Мухин, один из её одноклассников.
Даша разорвала обёртку. Шоколадный батончик поразил её своим каким-то светлым цветом и ароматом. Она жадно откусила кусок — вкус был настолько изумительный и волшебный, что ей казалось, что ест она не шоколад, а что-то сказочное, словно и впрямь с Марса прилетевшее.
Вечером она получила поистине волшебный ужин из коробки с «гуманитарной помощью». Наивкуснейшая манная каша, сваренная из американской крупы, съелась в одно мгновение: а «кола-као» из жестяной банки могло сравниться разве
— Счастливые американцы! — с набитым ртом пробубнила Даша, уплетая за обе щёки кудрявую лапшу, — Они, наверно, всё время это едят… Нам бы так.
— А ты не завидуй, — походя, бросила баба Нюра, — Говно они едят, американцы-те. И консервы ихния — один трахмал…
— Ну уж, и говно, — насупилась девочка.
— Конешно, говно. А то не говно, что ль? Какфекты ихния — говно и есть. Я вон попробовала, так зубы разболелись, что силы моей нету!..
— От такие-то как ты Родину и продали, — прогудел со своей табуретки дед Игнат, — За говно-то за энто американское…
Однако Даша всё равно продолжала втайне надеяться, что американцы приедут ещё раз, и снова привезут изумительные яства в коробках с «гуманитарной помощью». Но американцы больше не приезжали.
— Они и не приедут, — убеждённо сказала ей Кристина, когда та поделилась с ней своей мечтой.
— Почему? — разочарованно спросила Даша.
— Так… Молния не бьёт два раза в одно место. Это ещё чудо, что их вообще в нашу глухомань каким-то ветром занесло…
— А ты любишь американцев?
Кристина слегка задумалась.
— Не знаю…
— Ах, вот хорошо было бы, если б золотую рыбку поймать! — воскликнула Даша, — Я б тогда три желания загадала. Первое: чтоб тебя моей сестрой сделали, второе — чтоб приехали папа с мамой… А третье: чтоб приехали американцы и привезли нам каждому по огромной-преогромной коробище с вкусностями, вот такущей, величиною с дом!
И Даша энергично развела руки в стороны, показывая размер коробки. Кристина расхохоталась.
— Да ты ж её не съешь — лопнешь…
— Не лопну — я не враз же всё съем! Буду каждый день есть помаленьку… Может, и на целый год хватит…
— А у меня мечта, — сказала Кристина, — Чтобы я стала здоровая, и могла бы ходить в школу и помогать маме по дому… А ещё в лес очень хочется… за земляникой… Последний раз я там ещё до болезни была…
— Так, Даша, опять ты тут, — окликнул её голос тётки Натальи, — Ты уроки к завтрему выучила? Иди учи, а то двойку получишь…
И Даша со вздохом пошла учить уроки.
Глава 5
Как только наступало лето, в деревне начиналась жизнь.
Жизнь кипела на улицах, на огородах, в каждом дворе. Избы гудели как пчелиные ульи. Из города приезжали к старикам дети, привозили внуков на каникулы. Приезжали и к Ромашовым, и к Лукашовым, и к Лепанычевым. Днём улица оглашалась пронзительными детскими визгами — играли в лапту, в испорченный телефон, в салки и жмурки, а к тарзанке на дубу, обычно пустующей, выстраивалась кишащая очередь. Вечером же, когда детей загоняли по избам спать, улица меняла свой тембр: ломкие юношеские голоса подростков с весёлым матерком и рокот их мотоциклов прорезали вечернюю тишь. Когда же заря сменялась голубыми сумерками летней ночи, к звонкому эху молодёжных гулянок добавлялись приглушённые тунц-тунц, доносящиеся из сельского клуба.