Детство в девяностых
Шрифт:
Праздник был в самом разгаре, когда разомлевшая от самогона и обильной еды баба Нюра, глядя на дочерей, горделиво произнесла:
— От, у нас родова-то не хужа других… Все дочеря красивыя… И Валя красивая, и Галя красивая, и Людмилочка…
— Да все вы гоблины! — вдруг выпалил Леонид и зафыркал, сдерживая смех.
Баба Нюра так и застыла с открытым ртом. Обалдев от такого хамства, сёстры тоже не нашли, что ответить. И лишь Леонид, думая, вероятно, что он удачно сострил, с невозмутимым видом продолжал уплетать яичницу.
— Ты
— Вы, мамаша, в Японии были когда-нибудь? — дёрнул Леонид тёщу за рукав.
Та недоуменно уставилась на него:
— Чаво?..
— Там специально для вас гора такая есть, Нарайяма называется. Очень рекомендую.
— Чаво, чаво он такое говорит-то? — вид бабы Нюры, растерянной, со сбитым набок платком и открытым ртом, был бы смешон, если б не был так жалок.
— Я говорю, мамаша, что там таких вот, как вы, бестолковых старух, отводят на вершину горы на корм птичкам. Очень правильный, надо сказать, обычай…
Баба Нюра уставилась на зятя испепеляющим взглядом. По всей видимости, назревал крупный скандал.
— Один дурак глупость сморозил, а другая слушат, — вступился дед Игнат, — А ты, Леонид, тут свои сентекции не шибко-то разглагольствуй. А то будет тебе тут и Нарайяма, и говна полна яма. В городу у себя умствовать будешь…
— Косный вы народ. Уж и пошутить нельзя, — фыркнул тот.
— Ты шути-шути, да знай меру! — выговаривала ему потом жена Людмила, когда все уже легли спать.
— А то что? — невозмутимо хмыкнул Леонид, — Разведёшься со мной? Ну так давно пора.
— Ага, разбежался. Не дождёшься!..
— Тогда не о чем и говорить.
Вышел из избы, постоял немного в огороде. Возвращаться в постель к опостылевшей жене ему не хотелось. Он полез на сеновал, лежал в душном сене, грыз соломинку. Неприятно поморщился, когда услышал, как кто-то босыми пятками лезет к нему наверх. «И тут уединиться не дают, да что ж такое-то…»
Скрипнула дверь. Леонид провёл в темноте рукой, нащупал чью-то полную ногу.
— Кто это?
— Я, — отвечала Валя, плюхаясь рядом с ним на сено. — Это я.
Глава 11
Со стороны дороги зарычали мотоциклы Валерки и его друзей. Вячеслав, что сидел позади сына на мотоцикле, неловко слез с него, как только Валерка притормозил возле берега.
— Ну, что тут у вас?
— Дашка пропала, — отвечала Валя, и снова расплакалась, — Убежала в лес — и с концами…
— Искали?
— Да я тут оборалась вся. Нет её нигде, не откликается!
— Так, — Вячеслав озадаченно потёр переносицу, — Раз не откликается, то сами мы её не найдём. Одно из двух: либо она пошла по дороге домой — и тогда, если мы поедем за
— Либо?..
— Либо ехать в деревню за подкреплением. В любом случае, надо ехать.
После долгих споров решено было ехать на мотоциклах Валерки и его друзей. Но четверых им было не увезти, поэтому встал вопрос, кто один останется на берегу, на случай, если Даша выйдет из леса к озеру.
— Я не останусь, — сразу же заявила Лариска.
— И я не останусь. Как я одна потом пойду через лес? — сказала Валентина.
— Чёрт, развели бурю в стакане воды из-за какой-то паршивой девчонки! — проворчал Леонид, — Езжайте, чего уж… Я и пешком дойду.
— Ларка, садись! — Толька Ежов, Валеркин приятель, хлопнул рукой по сиденью своего мотоцикла.
— Нет, с тобой не поеду, — отказалась та.
— Ой-ой, какие мы нежные!
— Ко мне тогда садись, а с Толяном батя поедет, — предложил Валерка.
— Не-ет…
— Тогда пешком пойдёшь! — взорвался дядя Слава, — Нашла время для капризов!
— Нет, я поеду, — сказала Лариска и невольно сделала шаг к мотоциклу смугленького парня.
Толька Ежов понимающе заржал.
— Смотри, Артурыч, краля-то наша на тебя, походу, запала.
Лариска вспыхнула алой зарёй — хоть прикуривай.
— По коням! — скомандовал дядя Слава.
Тётя Валя, подмигнув Лариске, уселась всей своей тушей позади Тольки Ежова. Дядя Слава сел позади сына. Лариска конфузливо переминалась с ноги на ногу, не решаясь подойти к мотоциклу Артура.
— Поедешь? — спросил он её, не оборачиваясь.
— Да.
Мотоциклы дружно взревели и исчезли за соснами, оставив за собой облако пыли.
Глава 12
Людмила с утра была в дурном настроении. Всё её бесило, всё было не по ней: и плохо помытые с вечера ложки, на которых налипли крапинки засохшей каши, и буркотящее радио деда Игната за тонкой деревянной перегородкой. Но главное, что заставляло её клокотать — это то, что её муж и Валька повели детей на озеро без неё. В то время, как ей, Людмиле, пришлось остаться дома по ещё более выбешивающей её причине: на трёхчасовом автобусе должна была приехать сестра Галя с мужем, отчего Людмила была, мягко говоря, ну совсем не в восторге.
— Прутся сюда в путь-не в путь! — шипела она, ожесточённо гремя на кухне сковородками, — Мало того, что девку свою сюда сбагрили, так ещё и сами навязались, как снег на голову! И так тут, как селёдки в бочке — ещё и Гали-дуры с её пентюхом тут недоставало…
— Ну, ня надо, Люда, ня надо! — осаживала её баба Нюра, — Ить сестра ж она тебе!
— В гробу и в белых тапках видала я этих сестёр! — закричала та. — По мне так лучше и вовсе бы их не было! Всю жизнь меня только и делали, что объедали да опивали! А всё вы с отцом… настрогали! Куда надо было рожать столько детей?!