Детство

Панфилов Василий Сергеевич

Потихонечку проигрывая и иногда возвращая своё, изучаю противников. Лещ при волнении двигает чёрной с проседью бородой так, што она движется будто вокруг лица, а не на самом лице. Но переигрывает иногда, показывает нарочитое волнение.

Язь больше показывает нервность, поминутно дёргаясь и гримасничая. Внутри у нево будто льдинка сидит. Тоже просчитать можно, потому как переигрывает и показывает всегда почти не те емоции, которые нужно.

Счетовод Окунь азартен, хотя и не показывает етого. Спокойно играет,

но иногда блефует при скверном раскладе. Тогда у него по большому пальцу на левой руке дрожь пробегает.

Карп самый слабый игрок из них, эмоции контролирует плохо, да и не то штобы расчётлив. Вот ей-ей! Не сам покер ему интересен, а будто сама возможность деньгами сорить!

Сом игрок ровный, навроде меня. Играет, такое впечатление, больше потому, што в компанию зазвали, да отказываться неудобно. Такой если и проиграет немного, то своё возьмёт после — на том, што Иваны добро награбленное к нему тащить будут.

Я сам играю так, што гримасничаю вовсю, вроде как подсказываю. Своё беру не на блефе, а на том, што помню — какие карты на руках могут быть, а какие ушли.

Несколько часов уже играем, кучка золота передо мной растаяла было, а потом снова начала пополняться. За временем не глядим, но ясно — не один час прошёл. Взрослые курят вовсю, да винищем запивают. Но трезвые! И дым табашный не клубиться у морд бородатых да на крытым зелёным сукном столом, а в угол к потолку вытягивается, да быстро так.

— Можно воды? Или кваса, — Прошу у Леща. Кивок, и он кладёт карты на стол рубашками вверх, мы делаем тоже самое. Звонок в колокольчик, и минуту спустя входит амбал.

— Кувшин кваса, — Коротко приказывает Лещ, и уже мне:

— Нужник там, — Показывая в сторону шкафа у стены. Открываю дверцу, а там ход. Ажно восхитился на мгновение! Как в романах!

Узкий извилистый ход, облицованный кирпичом, окончился заделанным досками тупиком, в котором стояло нужное ведро с крышкой, да умывальник. Сделав все дела, вернулся, и отпил квасу прямо из кувшина.

Играем дальше, и я замечать начинаю, што винище, оно начало действовать! Не пьяные, но тово, замедлились реакции, соображалка чутка похуже. И сразу раз! Емоции начал контролировать, а не как обычно. Ну и начал выигрывать!

Часов нет, но три часа-то должно было уже пройти, так што и затягивать нет смысла. Я не могу сидеть сутками, как ети дядьки — возраст не тот, да и корёжит уже от усталости. Держусь пока, но чую, ненадолго хватит!

Потихонечку, полегонечку, кучка червонцев передо мной растёт. Азарт есть, но не денежный, а так. Сижу вот наравне с Иванами да Хитровскими набольшими, и в карты играю! Глупость вот, а пыжит внутри мал-мала.

Играю, просчитываю ходы и соперников, но не зарываюсь. Несколько раз из-за етого упустил крупный куш, ну и так и Бог с ним!

Передо мной валяются уже не только червонцы,

но и ассигнации, притом довольно крупные. Есть и векселя, какие-то золотые побрякушки.

Э? Стоп! Закончив партию, решительно встаю.

— Всё, господа, выхожу.

— Право имеешь, — Весело согласился Карп, проигравший как бы не больше всех, — Приходи ишшо, малец!

— Отыграл долги?

— Давно уже, — Смеётся Лещ, — с лихвой!

Тут же на столе отсчитали долги Максима Сергеевича, а остальное отдали мне, ссыпав на пиджак. Вышло довольно увесисто.

Повязали повязку на глаза, да и повели на выход, где меня ждал всклокоченный и нервничающий Милюта-Ямпольский.

— Ну? Как?!

— Никогда больше не подписывай меня в свои авантюры.

— Да, да! Конечно! Ну как?!

Голос подрагивает, в таком состоянии оно согласится на што угодно. Молча отдаю ему пиджак, и он тут же раскладывает ево прямо на камнях, принимаясь считать.

–  Да тут, да тут… — Заклинивает ево, пока оно дрожащими руками распихивает себе всё по карманам, пытаясь одновременно обнять меня. Собрав наконец, он не считая, сунул мне в карман мятую горсть ассигнаций и убежал неверными шагами.

— Бордель сниму! — Донеслось саженей через двадцать, и уже тише, вовсе уж издали, — Целиком! На неделю!

Спрятав деньги поглубже, засовываю руки в карманы и иду прочь. После подземелий, будь они хоть сто раз с вентиляцией, хочется подышать свежим воздухом. Проветриться надобно, прогуляться — да не на Хитровке, а так.

Устал, будто не до вечера играл, а всю ночь. Так… остановившись, задираю голову… ну точно, светлеет! Получается, всю ночь и играл! Да уж, сутки без малого за столом!

Иду позёвывая, куда глаза глядят. Хочется спать, но понимаю, што вот прямо сейчас не смогу. Играл когда, то спокоён был, а сейчас вот накатило, ажно потряхивает всего.

Ненароком задеваю плечом каково-то прохожего и тут же отшатываюсь, прося пардона.

— Щенок! — Волосатая лапа, пахнущая дешёвым парфюмом и почему-то — женщинами, сгребла ворот пиджака. Полная физиономия с щегольскими тонкими усиками, приблизилась ко мне, брызжа слюной и отравляя многдневным перегаром. Правая рука пошла назад — медленно-медленно…

Схватив за кисть и подсев, как проделывал много раз на тренировках, выламываю её в сторону большого пальца. Хруст. Перелом. Носком ботинка в испачканное помадой ухо для верности. Нокаут.

— Браво, молодой человек!

Отпрыгиваю на всякий случай, готовый сделать ноги. Но добродушный осанистый мужчина со смутно знакомой физиономией, украшенной запорожскими усами, искренен и даже хлопает в ладоши.

— Давайте-ка отойдём отсюда, — Улыбается он сквозь усы, — пока этот малопочтенный господин не очнулся и не вызвал полицию.