Девочка, которая замолчала
Шрифт:
Борька остановился и левой рукой, через голову, стянул с себя засаленную верёвку с амулетом. Протянул.
– На. Для счастию.
Я никогда не видела, чтобы Борька снимал с себя камешек. Помедлив, я всё-таки взяла его из Борькиной ладони.
– Одёвай, – Борька кивнул на мою ладонь. – Он робит, когда на тебе одет.
Я поднесла амулет к лицу. От шнурка попахивало чем-то тухлым. Я, помедлив, посмотрела на Борьку. Задержав дыхание, всё-таки просунула голову в шнурок. Если что, сниму, пока он не видит. Сейчас Борьку обижать не
Борька с деловым видом ткнул грязным пальцем в собственную щёку.
– Чомкай.
От такой наглости я остановилась посреди дороги:
– В смысле, «чомкай»?
Борька был непреклонен.
– Чомкай, говорю. Токма так сила перейдёт.
– Я комсомолка вообще-то, и во всякое такое не верю. – Я продолжила путь к общежитию, – и тебе не советую. Хочешь, чтобы я тебя поцеловала, на свидание пригласи.
– Натка-а! – обиженно протянул сзади Борька, – я же для тебя как лучшее, а ты вона какая…
Я остановилась и обернулась. Борька стоял позади меня и обиженно шмыгал носом. Вид у него при этом был такой потешный, что я не выдержала и расхохоталась. Затем очень быстро чмокнула его в чумазую щёку.
– Токма для того, чтобы сила перешла, – передразнила я его и побежала через дорогу – к пропускному пункту.
Борька перестал шмыгать и, догнав меня, расплылся в улыбке.
– Теперя все напасти уйдут!
Я снова невольно растянула губы в улыбке, глядя на него. «Теперя». Зачем его учу – непонятно.
Громада общежития уже высилась перед нами. Борька повернул налево – в сторону хозяйственных ворот. Я пошла прямо – к главному входу, от которого до столовой идти было ближе.
– Уже и так на обеденный разнос опоздала, – пояснила я остановившемуся Борьке.
Он с пониманием кивнул – часто мать распекала меня за опоздания прямо при нём – и унёсся в сторону хозяйственного двора.
Я подошла к главным воротам. Около закрытой калитки, как всегда, стоял один из сотрудников Народного Комиссариата. Сегодня это был очень молодой парень с узким лицом и смешной рыжей щетиной над верхней губой. Раньше я его на воротах, да и вообще в жилкомбинате не видела.
– Предъявите пропуск.
– Я живу тут.
Парень остался непреклонным.
– Пропуск.
Я принялась копаться в сумке. Пальцы перебирали тетрадки и перья, даже злосчастная перепоночка пару раз попалась. А заветной бумажки всё не находилось. Через минуту я решила это дело прекратить – всё равно не найду.
– Я его, наверое, в комнате оставила. Дайте пройти, мне ещё еду разносить.
Часовой покачал головой.
– Без пропуска – никак.
Я скрипнула зубами. А десять минут назад я, глупая, думала, что хуже этот день стать уже не может.
– Послушайте, – я постаралась обратиться к неизвестному мне часовому максимально вежливо, хотя внутри всё уже бурлило, – меня тут все знают, я в столовой работаю. И мать моя в столовой работает. Мне нужно
На бледном щетинистом лице не дрогнул ни один мускул.
– Без пропуска не имею права.
– Да что ты заладил-то, «без пропуска, без пропуска?» – вырвалось у меня.
Я быстро прикусила язык и опустила глаза вниз, с досадой разглядывая испорченную обувь.
С той стороны забора, во дворе, возник чумазый Борька.
– Натка! А ты чегой всё тут?
Я провела пятернёй по мокрым уже насквозь волосам и поджала губы:
– Люблю, знаешь ли, Борька, около ворот стоять просто так.
Во время этих слов я постаралась просверлить взглядом новенького часового. Тот, кажется, не обратил на это ни малейшего внимания. Он снова отчеканил своё:
– Без пропуска не могу.
– Да чтоб тебе провалиться, – чуть слышно пробормотала я.
За спиной часового появился седой пучок Варвары Лианозовны. Вся мягкая и расплывчатая, Варвара Лианозовна отвечала за выдачу пропусков, назначение часовых и за что-то ещё, наверное, отвечала. Она всегда была занята записыванием чего-то в огромные тетради. Тетради эти высились гигантской стопкой в углу её комнатки на втором этаже общежития и каждый день их будто становилось всё больше.
Чаще всего Варвара Лианозовна из своей комнатки не отлучалась. Но, когда на ворота становился новенький, она, кряхтя и охая, каждый час ковыляла проверять, хорошо ли он выполняет свои обязанности.
– Ревдит, хороший мой, – Варвара Лианозовна остановилась около часового и, взявшись за бок тяжело выдохнула, – как дела у тебя?
Я мысленно поблагодарила старушку за своевременное появление и, как можно громче сказала:
– Варвара Лианозовна, он меня не пропускает! А время обеда уже кончается!
Варвара Лианозовна посмотрела на меня, сощурилась и, через секунду, улыбнулась:
– Натуся, деточка, ты?
Я кивнула и скроила жалобное лицо.
– Можно я пробегу? Мать очень злиться будет.
– Беги, деточка моя, беги, – махнула рукой Варвара Лианозовна.
Злорадно ухмыльнувшись часовому, я скользнула за ворота и так быстро, как позволяла порванная обувь, заковыляла через задний двор подковы-общежития к лесенке, которая вела в столовую. Лучше взять первую партию бидонов и переобуться по дороге, чем сейчас ещё больше опаздывать к матери.
Как и ожидалось, только я перешагнула порог столовой, меня остановило громогласное:
– Тебя где носило?
Мать – настоящая русская женщина. Как там: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт»? Если бы какой-то конь посмел ускакать от матери, она бы ему хребет перешибла одной левой.
Я невольно втянула голову в плечи, хотя разделяло нас всё пространство столовой. Некоторые обедающие офицеры отложили в сторону ложки и с интересом наблюдали за нашим с матерью диалогом.