Девочка, которую нельзя. Книга 2
Шрифт:
— Нет.
— Непорядок. Надо исправить.
«Зато я бывала в глухой тайге и слышала, как сопит под окном настоящий медведь…» Нахмурилась, отгоняя непрошенные образы.
— А на Карибах бывал?
— Да. Но такое себе, ничего особенного, если честно. А может, просто компания неподходящая подобралась. Смотри, это Зубная фея из Барселоны, — чуть подавшись вперёд и будто бы невзначай опуская руку на мою талию, взял он с верхней полки фигурку. — Она антикварная, но ты можешь потрогать. Зубную фею, кстати, придумал испанский писатель Луис Колома. Знала?
— Нет, — вежливо потеребив статуэтку,
— Ландшафтники постарались, сам бы я такое никогда не придумал. — Роман снова оказался за моей спиной, я машинально полуобернулась, встретилась с ним взглядом, и тут же, вспыхнув, снова уставилась в окно. — Нравится?
Его ладони аккуратно накрыли мои плечи, я напряжённо замерла, но всё же выдавила улыбку:
— Зимой, наверное, тоже красиво?
— Ещё как! Правда, я никогда не вешаю новогоднюю иллюминацию, мне одному это как-то без надобности, но… в этом году, думаю, украсим?
Конечно, я уловила это ненавязчиво подчёркнутое множественное число. Стало как-то непонятно тревожно но, в то же время, приятно. Он говорил о нас. В его планах на будущее была я.
— А вон там, смотри, — склонившись вдруг, Роман приобнял меня чуть смелее и указал куда-то вбок: — Видишь две берёзы, а за ними альпийская горка? Её можно убрать, и получится отличное место для детского городка. Рядом поставить беседку с электричеством и москитными сетками — и можно летом хоть весь день проводить на воздухе. И тебе хорошо, и… — микроскопическая пауза, и его ладони всё-таки осторожно скользнули на мой живот, — и малышу полезно.
Сердце сбилось с ритма — значит, в его планах не только я! И это его МЫ — это про нас втроём. И вообще всё это очень похоже на сказку. На красивый финал непростой истории. Финал с большим уютным домом в новогодних фонариках, запахом свежеиспечённого кекса и мандаринов. Но главное — с заботливым мужчиной и улыбчивым карапузом на руках счастливой, умиротворённой простым семейным счастьем женщины. Это ли не мечта?
Закрыла глаза унимая пульс, стараясь дышать ровно и не поднимать напряжённые плечи. И Роман, словно считав молчаливое согласие, осмелел ещё, прикасаясь плотнее и чувственнее.
— Хх! — захлебнулся вдруг восторженным шёпотом, — он пихнулся! Пихнулся! И ещё! Ну-ка, — рука чуть сместилась, улавливая новые шевеления, — ну-ка, где ты там? Э-эй, держи пять, карапуз!
И я не выдержала. Резко развернулась, спасая живот от прикосновения. Нельзя! Никому нельзя! Только мне и… И… В горле раздулся ком, в носу засвербело. А Роман, снова поняв по-своему, опустил ладонь на мою щёку, шаря глазами по лицу, заправил за ухо прядь.
— Я тоже волнуюсь, Слав. До сих пор иногда кажется, что сплю — настолько невероятно, что встретил тебя… И… — замялся, подбирая слова. — И… — Но слова, видимо, не шли, поэтому он улыбнулся слегка сконфуженно и просто потянулся с поцелуем.
У меня звёзды перед глазами полетели, и удушливым круговоротом зазвенело в голове, когда губ осторожно коснулись губы! А в груди, из самых наболевших недр, вырвалось вдруг такое… горькое!
— Нет! Нет-нет-нет, Ром, нет… — замотала я головой, испуганно пятясь, упираясь спиной в подоконник. Роман непонимающе замер. —
Выскользнула из объятий, и к выходу. Роман следом.
— Слав, что? Что не так, Слав?
Пытался меня удержать, но я вырывала локоть, и, плотнее запахивая на груди пальто, едва ли не бежала куда-то вперёд, в дымку собственных слёз.
— Ну куда, ты? Давай довезу хотя бы! — крикнул уже вслед Роман. — Слав!
Всю дорогу до дома я то ревела, то успокаивалась, то начинала дико раскаиваться, что повела себя как дура, а то наоборот, ёжилась, пытаясь избавиться от ощущения чужих ладоней на животе.
Кто кроме Игната имеет право его касаться? Кто смеет говорить с малышом? Кто смеет говорить про нас МЫ и строить планы на НАШЕ будущее?!
Господи, как же я устала ждать, но как мне нужен именно ОН, и никто другой! И как это глупо, но из самого сердца — не просто простить его предательство, а словно бы так в него и не поверить! И вот, факты — одно, а в ушах другое — хриплым, словно на грани отчаяния шепотом: «Просто верь мне, Слав! Чтобы ни случилось — верь!»
Ноги сами понесли вдруг — бегом по усыпанному листьями тротуару и мелким лужицам. Вперёд и вперёд, пока дыхание не зашлось болью в груди, хоть ненадолго заглушая ту другую, непроходящую. Замерла, хватая ртом воздух… И закричала в небо:
— Ну где ты-ы-ы?! Где?
Испуганно шарахнулась женщина с полными пакетами, рассмеялись, неприкрыто пялясь, какие-то малолетки. Чуть замедлил шаг, словно сомневаясь не предложить ли помощь, мужчина в возрасте. Не предложил. Отведя взгляд, так и прошёл мимо. А я… Мне вдруг стало стыдно. Вспомнился ни за что обиженный Роман и мой малыш, которому конечно нужна будет полная семья, а в противовес этому — лишь долгие месяцы полной тишины, словно я никогда и не была знакома ни с Игнатом, ни с кем-либо ещё из Конторы.
Бжикнул сообщением телефон, глянула — от Романа. Помедлила… и не стала открывать. Лишь, оглядевшись, обнаружила, что забрела совсем в другой микрорайон, и пошла обратно. Домой.
Роман писал ещё. Я не читала, но, когда он начал звонить, всё же отправила сообщение, что у меня всё нормально, просто хочу побыть одна.
«Как долго?» — спросил он.
«Думаю, завтра всё будет хорошо» — ответила я.
Но на следующий день, когда он приехал и долго звонил в дверь, я сделала вид, что меня нет. Украдкой проследила как он вышел из подъезда — с цветами и плюшевой игрушкой, поднял голову, вглядываясь в мои окна. И вдруг решительно направился обратно к подъезду. Я замерла, чувствуя абсолютное нежелание вступать в контакт… Но Роман и не стал больше названивать. Просто вскоре вернулся к машине уже с пустыми руками.
Когда он уехал, я выглянула в подъезд — медведь с букетом в лапах сидел у меня под дверью. Такой терпеливый и добрый… но грустный. И я не смогла его не подобрать. Жалко стало — словно это человек, с разбитым сердцем. Словно это… сам Роман?
Разум кричал: «Ну что ты делаешь? Ну кто, если не он? Где ты найдёшь лучше?!»
Сердце невнятно вздыхало.
Разум доказывал: «Он тебя любит — это раз. Он готов принять чужого ребёнка — это два. Ну и три — ребёнок родится сразу в семье, и для него отныне и навеки будет лишь один настоящий отец — Роман!»