Девочка-лед
Шрифт:
— Мам! — осекаюсь на Ульяну и в ужасе смотрю на Екатерину.
Просто слов нет, если честно. Постыдилась бы при ребенке говорить такое!
— В хорошие руки так сказать передаю тебя.
— Да уж. Как котенка или щенка, разве что не в дар, — ядовито комментирую я, качая головой.
— Не пори околесицу! И не надо мне тут характер свой говенный демонстрировать. Вся в папашу!
— И все-таки, за сколько ты меня решила продать? — склоняю голову чуть влево и, напряженно сдвинув брови, жду ответа.
— Фу ты,
— Ты не против, а расплачиваться мне! — не могу на этот раз смолчать я.
— Ну и ничего, — рявкает, поднимаясь с постели, и старая кровать протяжно скрипит. — Илюша — парень видный, о какой! — показывает палец вверх. — Может тебе еще и понравится с ним…
— Мама, просто замолчи! — едва сдерживая слезы обиды и унижения, прошу я.
— А, — она проходит мимо и останавливается у двери. — Поревешь и перестанешь, дуреха. Ниче не понимаешь. Я че. Я жизни для тебя лучшей хочу.
— Так не пила бы тогда! — срывая горло, кричу я. Сердце колотится. Громко. Больно.
Она оборачивается. Прожигает во мне мрачным взором дыру. Смотрит оценивающе и прищуривается.
— Вот все ж таки неблагодарная ты тварюка, Лялька! Я ж на тебя лучшие бабские годы угробила!
— Это твой выбор был! Только твой! — дрожит мой голос.
— Я же ж горе какое испытала! — ее взгляд скользит по маленькой фигурке Ульяны, так и не начавшей есть.
— Горе, — тяжело вздыхаю я. — Ты это горе заливаешь четвертый год. Четвертый, мам!
— Закрой рот свой, поняла? И не вздумай учить меня уму-разуму, дрянь! — орет она, изменившись в лице. — Отблагодарила мать, так сказать, за все. Поживи с мое сначала!
Началось… Я уже даже не слушаю. Достучаться до глубин души этого человека просто невозможно. В какой-то момент я просто ее перебиваю. Достаю подарок из-под кровати. Наивно думала, что все пройдет спокойно. Нет, увы…
— Улечка, — зову сестру. — Смотри, что тебе мама приготовила.
Мелкая поворачивается и разглядывает коробку, которая лежит на кровати. Вскакивает со стула и бежит ко мне. Хватает коробку с большим розовым бантом, и глаза ее начинают лихорадочно блестеть. Это та самая кукла, на которую она смотрела бесконечными минутами сквозь витрину детского магазина.
— Оох, — выдыхает ошеломленно, наконец. Мешкает, но потом идет к Екатерине и нерешительно обнимает ее за ноги, вцепившись в платье. — Спасибо, мамочка.
Мать сдержанно проводит рукой по ее волосам. И мы смотрим с ней друг другу в глаза. Долго. Как никогда долго, наверное…
Может, я ошибаюсь, но кажется, именно в этот миг она почувствовала, что потеряла нас. Меня. Ульяну. Нашу семью. Променяла на бутылку. На «Беленькую» или на «Лыхны».
И вряд ли уже что-то изменится…
Глава 64
РОМАН
Семь.
Идиот. Совсем из головы вылетел тот факт, что Вероника разбила его. Вероника… Черт возьми, даже не хочу мыслями возвращаться в тот вечер и думать о ней. Потому что это кошмар полный. Просто в голове не укладывается ее поведение в аэропорту. Такой я не видел Грановскую ни разу. Да, истерила порой. Да, могла попытаться закатить скандал, но чтобы настолько неадекватно себя вести — нет… Психиатрическая экспертиза ей и правда необходима. Мне жаль ее в какой-то степени, но я никогда не прощу ей то, что она сделала.
Паркую автомобиль у серой, невзрачной пятиэтажки. Глушу двигатель.
Мне надо срочно увидеть мою девочку. Как она там? Извелся за день. Все к одному…
Вынимаю брелок, открываю дверь и выхожу на слабо освещенную улицу. Мороз тут же щиплет ноздри. Зима. Настоящая и снежная. Весь день сегодня метет. Ботинки глубоко тонут в сугробе. Похоже, тротуары здесь не чистили.
Я подхожу к багажнику. Собираюсь забрать подарки, но меня отвлекает шум. Поднимаю голову. На третьем этаже, в том самом окне, которое по моим подсчетам принадлежит семье Лисицыных, то и дело мелькают чьи-то тени. Музыка там орет так громко, что слышно даже здесь.
Я оставляю подарки для сестер в машине и направляюсь к уже знакомому подъезду. Дурное предчувствие появляется внезапно и вот я уже поднимаюсь по лестнице, перескакивая ступеньки. Все здесь как и в прошлый раз. Облупленные стены, исписанные граффити, жестяные банки, разбросанные по полу и бесчисленное количество бычков от сигарет. На втором этаже стекло так и не вставили. «Неблагополучная пятиэтажка», так и есть.
Стою и смотрю на помятую дверь из тонкого железа, вызвавшую недоумение еще в прошлый раз. Грохот. Смех громче. Топот, голоса.
Стучу кулаком. Раз. Два. Ноль реакции. Есть ощущение, что те, кто внутри, вообще меня не слышат. Там вовсю играет песня Лободы «Твои глаза». Женщины неумело подпевают, кто-то из представителей мужского пола орет матом, а я с трудом представляю посреди этого балагана свою Алену.
— Гудят с самого обеда, — раздается скрипучий голос за спиной.
Передо мной та самая бабка, которая живет по соседству. Высунула снова свой длинный, крючковатый нос. Любопытно, видите ли, ей.
— Ясно.