Девочка-лед
Шрифт:
— Вообще не быстро. Я на нее давно глаз положил. Два с половиной года тому назад, как только увидел, — признаюсь честно. — Дошло просто не сразу. Вел себя, как кретин. Обижал даже. Не знаю, простит ли. Вот пытаюсь шанс заслужить.
— Ром, — севшим голосом пытается притормозить мои откровения Лисицына. По цвету она сейчас напоминает спелый такой помидор с огорода моей бабушки. Не помню сорт. Зато помню, как вечно собирать их заставляла. То еще развлечение.
— Похвально, что ты признаешь свои ошибки, — замечает Сергей.
— Ален, а скажи, как твою маму зовут? — проявляет мать какое-то
— Екатерина…
Алена обнимает Ульяну, которая так и жмется к ней. Застеснялась почему-то. Странно, к Яну, например, сама подошла. А тут — прямо как-будто подменили. Может, конечно, Савва ее напугал. Ульяна так плакала во время его приступа… А еще спрашивала все время: он же не умрет, Ром? Не умрет?
— Я и думаю, кого ты мне напоминаешь?! Быть того не может! — мать щелкает пальцами. — Больше двадцати лет прошло! Твоя мама ведь в аэрокосмическом училась?
Я вижу, как от удивления у Лисицыной вытягивается лицо и приоткрывается рот.
— Да…
— Ну точно! Катька Лисицына! Ты же — просто копия Катьки в юности! Фамилия ладно, но когда тебя увидела, аж дар речи потеряла!
— Погоди-ка, мать. Ты уверена, что не перепутала ничего? — спрашиваю хмуро.
— Ой, Ром! У меня же фотографическая память! Я Катьку помню просто отлично! Мы два года как никак прожили в одной комнате общежития. Представляешь, Сереж, вот ведь как бывает!
Она опять изучает Алену так, будто та — музейный экспонат.
— Я и не знала, что ты — та самая Лисицына. И маму на собраниях в школе не видела ни разу. Занята, наверное?
На Алену мою страшно смотреть. Н-да, ситуация.
— Ой, Катька как роман с Дюжевым закрутила, так и исчезла с радаров. Институт оставила, нас подружек позабыла, — в ее повествовании так и слышатся нотки грусти и некой ностальгии. — Вот бы повидаться! Как она, Ален? Чем занимается сейчас?
— Мам, — вмешиваюсь, потому что поток ее слов не остановить. — Че ты пристала к ней? Сто пятьдесят вопросов!
— Ты вот Ромка представь себе на минуточку. С Яном бы на двадцать лет связь потерял…
— Этого никогда не будет, — отзываюсь мрачно и встаю из-за стола. — Пора нам. Мы в Бобруйск, того, опаздываем.
Пора сворачивать эти семейные посиделки.
— Куда это вы собрались? В какой такой Бобруйск? — хмурится мать, отставляя чашку в сторону.
— С бабушкой знакомиться, — невозмутимо отвечаю я ей.
— Ой… Опять толкается, — закусывает губу. — Да больно как! Ууух. Иди потрогай, сынок, скорей!
Приходится подойти. Ну да ладно, хоть отвлеклась от своих навязчивых вопросов, адресованных моей бедной Лисице.
— И правда толкается, — улыбаюсь, как идиот.
Надо же… удивительно. Маленький человечек со мной здоровается. С Савелием я этот момент точно прошляпил.
— А мне можно? — подает, наконец, голос Ульяна.
— Конечно, милая. Иди сюда…
Глава 78
АЛЕНА
Поездка до Бобрино выдается та еще. Беркутов наотрез отказывается отпускать меня туда одну. Спорить, бастовать и показывать характер — бессмысленно. Лицо-кирпич,
Признаться честно, присутствие Харитоновой мне сейчас жизненно необходимо. Уж слишком стремительно развиваются события в течение нескольких последних дней. А Рома? Это ж вообще. У меня на нервной почве глаз дергается уже. Он своей прямолинейностью огорошивает каждую секунду. Чего только стоит это его заявление родителям: «У нас все капитально-серьезно. Я ее люблю, она меня тоже». Думала, поседею прямо там. Чуть в обморок не свалилась. Еще и тарелку очередную (наверняка жутко дорогущую) разбила.
«Она меня тоже». С чего взял-то? И про «капитально-серьезно» меня спросить не хочет? Я так-то согласия своего на отношения с ним не давала. Более того, я даже на эту тему думать боюсь. Отгоняю настырные мысли прочь, как назойливую мошкару в летний вечер.
Тоже мне, включил «режим тирана». Теперь понятно почему Беркутов — лидер по жизни. Любит покомандовать, свое «я» показать.
Ну ничего… не на ту напал!
Всю дорогу Сашка с Ульяной без умолку трещат. Уля рассказывает ей про елку в саду и про поход в Москвариум. Тот свой заплыв с дельфином она будет помнить еще долго. И скатов, и пингвинов, и нерп. Кажется, обо всем поведала. У рыжей аж глаза на лоб лезут. Потому что «Рома то, Рома это» то и дело звучит в сбивчивом и преисполненном восторга монологе сестры. По всем фронтам нас с Ромой спалила. Я-то на все недвусмысленные намеки Харитоновой отвечала отрицанием. Не особо, правда, она мне верила…
Час спустя начинается «игра в города». Роман, к слову, мрачнее тучи. Ведет автомобиль и равнодушно выдает названия. Не особо хочет участвовать, но, как всегда, не может отказать любимице-Ульяне. Это уже прямо-таки становится забавным.
Я незаметно и осторожно рассматриваю его профиль. Злится на меня до сих пор. Вчера мы опять ругались весь вечер. А все потому что кое-кто слишком много о себе возомнил. Домой к матери возвращаться запрещает. Устроил мне целый скандал.
«Ноги твоей не будет в этом притоне». «Костьми лягу, но ты туда не вернешься». «Иди, но сразу готовься передачки в тюрьму носить».
Мне приятно, что он за меня искренне беспокоится, но… жить в ЕГО квартире я точно не стану. Хватит и того, что мы оказались там тридцать первого декабря.
Не разговариваем мы в общем. Накануне всю ночь пролежала, глядя в потолок и считая овец. И он такой же. То и дело вставал пить кофе. Слышала, дверь-то в гостиную была приоткрыта… И вот вроде подойти к нему хотелось, но что-то останавливало. Все-таки свою позицию нужно отстаивать. Слабину дать успеется всегда.
Об отце размышляла, чтобы отвлечься. Наша жизнь, поистине, удивительная штука. Кто бы мог подумать, что в столице, городе-миллионнике, я, случайно оказавшаяся в чужой квартире, встречусь с человеком, близко знающим мою мать. И отца, судя по всему, тоже. Глупо, но так хотелось выведать о нем хоть что-нибудь, мелочь. Ведь кроме часов, с треснувшим циферблатом, не осталось ничего. Ничего от Него.