Девочка по имени Зверёк
Шрифт:
Нельзя сказать, что с этого дня он стал проявлять к ней больше интереса, чем раньше, нет, но, по крайней мере, стал несколько мягче и внимательнее. И почему-то она его больше не боялась.
Горвинд никогда не прогонял Зверька, когда разговаривали старшие, и ее внимание и хорошая память позволяли не упустить ничего из происходящего. Все услышанное она хранила в глубине своего сердца. На всякий случай она запомнила, что Ольвина удивили ее глаза, и, услышав, что он спрашивает об этом Горвинда, прислушалась к ответу:
– В ее взгляде – ее прошлые жизни.
Ответ,
Между делом, очищая рыбу в ручье, она наклонилась низконизко и попыталась заглянуть за зыбкую границу водной глади. Растрепанная челка упала на глаза, два удивленных зрачка смотрели на нее внимательно и настороженно… «Кто я?..»
«Кто ты?» – говорил и взгляд Ольвина.
– Она удивляет тебя? – спросил Горвинд.
– Да, – честно признался Ольвин, – в ней нечто не совсем привычное. Давно хочу тебя спросить: почему ты не учишь ее? Она кажется смышленой.
– Девочка. Не уверен, что у нее хватит терпения и упорства.
Кое-что прояснялось. Зверек очень хотела заслужить право называть Горвинда Учителем! Итак, надо «стать» мальчиком. Когда Ольвин привез из поселка немного детской одежды, она сразу выбрала штаны и куртку. Но этого было явно недостаточно. Овечьи ножницы Рангулы добавили еще один штрих к портрету, ручей равнодушно унес безжалостно отхваченные длинные пряди. Горвинд не выказал и тени удивления и не похвалил, на что она в душе тайно надеялась. Что ж, упорство и терпение!
Что еще? Она не знала, но, поразмыслив, решила почаще сопровождать Горвинда, надеясь приобрести таким образом его расположение. Ее прямолинейная тактика веселила Ольвина и выводила из себя Рангулу. Но это были пустяки по сравнению с надеждой обрести Учителя. В родительском доме никто не собирался ее обучать, но она хватала, что называется, на лету и теперь умела немного считать, знала несколько рун и имела собственные знания, полученные из внимательного наблюдения за природой. Она гордилась этим и рассчитывала произвести впечатление на Горвинда.
Тем временем, осенью, он опять куда-то ушел, и как всегда, она не знала, куда и насколько. Он и раньше отлучался по одному ему ведомым делам, исчезая в неизвестном направлении на несколько дней. Но на этот раз ожидание затягивалось. Терпение и упорство! Что обычно делают мальчики? Может быть, в отсутствие Горвинда попытаться поучиться чему-нибудь у Ольвина? И когда однажды ранним утром тот собрался к озеру за рыбой, он с удивлением обнаружил рядом с собой Зверька. Впрочем, Ольвин не возражал.
– Ты хочешь попробовать гарпун? Почему бы и нет. Но если сломаешь его или утопишь, я тебя поколочу.
Она дернула плечом – если догонишь. Ольвин усмехнулся. На том и порешили.
Над водой еще подрагивали клочья ночного тумана, горы тенями вставали из-за едва наметившихся границ озера. Зверек начала было сожалеть о покинутой теплой постели, но, вспомнив о цели, сосредоточилась.
Рыбы в озере было много, и лодка Ольвина недолго скользила в поисках нужного
– Мы сделали это вместе!
…Дни шли. Прошла осень. Зима казалась бесконечной, и каждый вечер, засыпая, она удрученно отмечала: и сегодня Горвинд не пришел.
Спали в доме все вместе для экономии места и тепла. Рангула много ткала, вязала и мастерила в числе прочего удивительные одеяла из овечьей шерсти, теплые и добротные. Под их слегка колючим покровом засыпалось легко и приятно. Иногда припозднившийся с охоты замерзший Ольвин будил ее, устраиваясь на ночлег. От него пахло конским потом, лесом, дымом, морем – это стало привычным и родным, как стало привычным то, что, распластав ее сонную у себя на груди, он бесцеремонно согревался ее теплом. И она тут же вновь засыпала, уткнувшись носом в его плечо.
…Горвинд вернулся ночью так же неожиданно, как и ушел: сквозь сон, ликуя в душе, она услышала долгожданный голос. Горвинд неспешно разговаривал с Ольвином у очага, и огонь таинственно выхватывал из темноты их профили – твердый и суровый одного и мягко склонившийся другого.
Зверек хотела подойти незаметно, но Горвинд услышал шорох и обернулся. Она было открыла рот, чтобы радостно поприветствовать его, но он коротко взглянул на нее и, едва кивнув, отвернулся и продолжил беседу.
Подойти? Не подозвал. Сказать что-нибудь? Но он видел ее и не сказал ни слова! Зверек озадаченно топталась на месте. Не успев разрешить свои сомнения, она услышала, как Горвинд спрашивает у Ольвина:
– Чем она занималась все это время?
– Пыталась научиться тому, что, как ей думается, может пригодиться.
Кажется, это понравилось Горвинду.
– Она болела?
– Нет.
– Много ли она плачет?
– Похоже, не плачет совсем.
Рангула что-то пробормотала в своем углу, и Ольвин нехотя добавил:
– На днях повредила себе руку в лесу, и Рангула лечила ее. Было немного слез, но и рана была значительной.
Последняя часть фразы была адресована в угол.
Горвинд покивал головой.
– А как она спит?
Ольвин не понял, и Горвинд уточнил:
– Легко ли засыпает, не разговаривает ли во сне, как рано встает?
Ольвин виновато развел руками: мол, не знаю.
– Понятно, – заключил Горвинд. – У тебя самого со сном все в порядке.
Смущенно кашлянув, вступила в разговор Рангула: