Девочка по имени Зверёк
Шрифт:
Один из чужаков был за главного и, судя по разговору, знал Ольвина еще по викингским походам. Двое других лишь послушно выполняли его приказы, которые он подавал им знаками, и даже не садились за стол. Она хотела было удрать, но главный кивнул одному из своих слуг на дверь, и тот, делая вид, что интересуется, не испортилась ли погода, прочно обосновался на входе и закрыл ей путь. И Зверек, теперь уже не в шутку ища защиты, шмыгнула за спину Ольвина.
Разговор шел, видимо, давно: Рангула, как и положено радушной хозяйке,
– Уж больно уединенно ты живешь, Ольвин! – сетовал главарь. – Мы не сразу нашли тебя.
– Это правда – уединенно, но я рад, что друзья все же находят меня! – в тон ему отвечал Ольвин.
– Хотел бы я повидаться с твоими друзьями!
– Это может статься: они часто приходят, не предупреждая меня заранее. Подожди, кто знает, не придут ли они сегодня?
Чужак хмыкнул.
– Ты счастливый человек, Ольвин, – помолчав, восхитился он, – у тебя много друзей!
– Это верно ты сказал, – согласился Ольвин.
Казалось, он тщательно подбирал каждое слово, хотя чужак, как казалось Зверьку, не говорил ничего необычного. Оглядываясь на девочку, главарь проговорил:
– У хорошего человека что ни день появляются новые друзья!
– Мне и старых довольно.
Главарь приложился к ковшу с пивом и продолжил:
– Слышал я, большое несчастье произошло пару лет назад с норвежским ярлом Витордом: был убит он, и два его сына, и все люди его двора.
– Большое несчастье, – эхом отозвалась Рангула.
Ее брат промолчал, внимательно глядя на гостей.
– Предали их всех земле с большими почестями, и самого ярла, и остальных, – главарь бросил взгляд на Зверька, – да вот только не нашли его дочь, ни среди живых, ни среди убитых, – пропала девчонка. Говорят: кто-то увел ее.
– Может быть, плохо искали? – озабоченно предположил Ольвин.
– Может быть. Зато у тебя в доме, как я посмотрю, ртов прибавилось.
– Да, забот много, – согласился Ольвин.
– Хорошая девчонка: красивая и выглядит крепкой, откуда ты привел ее?
– Она воспитывается в моем доме. Рангуле с ней веселее.
– Это уж точно, – подхватила сестра, – она мне как дочь.
Чужак все больше хмурился: разговор тек не по тому руслу, что ему было нужно. Голос его становился все жестче и мрачнее:
– Слышал я, что Горвинд появился в наших краях? Я бы повидался с ним!
– Я бы тоже повидался с ним с большой охотой, – вполне чистосердечно поддержал Ольвин.
– Конунг приглашал его к себе на службу и не пожалеет самых дорогих подарков, если Горвинд согласится. Увидишь – передай ему приглашение.
– Что делать Горвинду в такой глуши? – притворно вздохнул Ольвин. – Он любит путешествовать. Наверно, и сейчас далеко. Мне нечего сказать тебе.
– Спрошу тебя еще об одном: не продашь ли ты мне девчонку? Я дам за нее хорошие деньги! Хочу сделать подарок конунгу, а девчонка через пару лет войдет
– Она свободная, – поспешно заявила Рангула.
– Жаль, что отказываю тебе, – добавил Ольвин, глядя ему прямо в лицо.
Голос его оставался по-прежнему ровным, только потемнели глаза и обе руки легли на колени в готовности схватиться за оружие. Подумав, он добавил:
– К тому же у нее скверный характер.
Он протянул к Зверьку руку, делая вид, что просто хочет притянуть ее к себе, но тут она почувствовала, что он довольно больно ее щиплет!
Думай, Зверек, думай! И кажется, она поняла его правильно: дом огласился ее истошным диким ревом. Рангула вполне искренне вздрогнула, и на пол полетела посуда. Гость поморщился:
– Что ж, нам пора…
Когда они наконец ушли, в доме еще долго стояла тишина. Рангула устало присела на скамью, следя за тем, как брат молча меряет шагами жилище. Зверек забилась в угол. Ольвин подошел к ней, не проронив ни слова, осмотрел руку, которую щипал, потом как-то неловко погладил по щеке. Она благодарно потерлась щекой о его сильную ладонь, но он развернул ее за плечи и подтолкнул: «Ступай».
Этой зимой их больше никто не беспокоил.
К весне все руны по образцу, оставленному Учителем, были выучены, и на дощечках, которые приносил Зверьку Ольвин, стали появляться первые слова. Вечерами, при свете очага, она усердно выцарапывала их большим гвоздем. Ольвин садился рядом и с уважением поглядывал, как она, слизывая пот с верхней губы, пыхтит над своей работой. Свои дощечки она брала даже в постель, и Ольвин не запрещал ей это делать, хотя страшно бранился, наткнувшись на них во сне.
В один из таких вечеров, когда Рангула занималась рукоделием, Ольвин мастерил новое весло, а Зверек корпела над очередной дощечкой, распахнулась дверь. Все разом подняли головы, а вошедший радостно оглядел всю компанию. Рангула и Ольвин вскочили и бросились ему навстречу, а Зверек прилипла к полу, уронив дощечку, ловя с замиранием сердца синий взгляд.
– Горвинд! Наконец-то! – Ольвин буквально обрушился на него со своими горячими объятиями, и Горвинду пришлось чуть ли не защищаться:
– Полегче, полегче, друг! Ты же знаешь: я еще слишком слаб.
Дорогого гостя усадили к очагу, куда Ольвин не замедлил подбросить поленьев, а Рангула принялась с воодушевлением хлопотать над столом.
Горвинд был бледен, похудел, но лицо его выражало полное умиротворение, а глаза светились покоем. Зверек не замедлила тут же устроиться у ног Учителя, взирая на него снизу вверх с немым обожанием: Учитель вернулся – мир начал быть!
– А, Зверек! – Он ласково потрепал ее по макушке. – Я рад, что этот парень тебя не продал!
Рангула ахнула и чуть не уронила очередной горшок, а Ольвин лишь головой потряс: