Девственница
Шрифт:
– Как ты нашла меня здесь?
– спросил Кингсли.
– Я хороша в поисках людей. Я нашла твою хижину, а когда тебя там не оказалось, пошла по твоим следам. Ты часто здесь гуляешь?
– Каждый вечер.
– Можно тебя кое о чем спросить?
– Джульетта сделала небольшой шаг к нему.
– Спрашивай.
– Почему ты здесь? На Гаити, я имею в виду?
– Случилось кое-что ужасное, - ответил Кингсли, стараясь говорить, как можно более неопределенно. То, что произошло между ним и Элли,
– Я справился не так хорошо, как должен был, и кто-то важный для меня пострадал в процессе. Если бы я остался, то сделал бы ей только хуже. А хуже уже некуда.
– Elle est partie, - сказала Джульетта. Кингсли ошеломленно посмотрел на нее.
– Откуда ты знаешь ее имя?
– Ее имя? Ты разговариваешь во сне. Я слышала, как ты сказал: «Она ушла».
На французском «она ушла» было «Elle est partie». Он говорил об Элли во сне. Она ушла. Элли ушла. Одно и то же.
– Ее зовут Элли, - сказал Кингсли.
– Элеонор.
– Понятно. Ты был влюблен в нее, в Элли?
– Нет. У нас все было иначе. Любовь, но не влюбленность. Друзья, но не друзья. Я не могу объяснить.
– Любовь, но не влюбленность. Семья?
Кингсли улыбнулся.
– Мы были любовниками.
– Я знаю супружеские пары, которые не любят друг друга. Но они семья.
– Семья, - повторил Кингсли, думая о ней, о себе, о Сорене и о том, кем они были друг для друга. Будут ли они когда-нибудь снова так близки?
– Возможно, она была членом семьи. В мире есть два человека, которые знают все мои секреты. И она была одной из них, - горло Кингсли болезненно сжалось.
– Я подвел ее, когда она нуждалась во мне больше всего. Но она ушла, и я даже не могу сказать ей, как мне жаль.
– Могу я сказать тебе, как мне жаль?
– спросила Джульетта.
– За что?
– Я не спала бы с тобой, если бы одна ночь была всем, что я могла тебе дать. Я не должна была втягивать тебя в ту неразбериху, в которую превратилась моя жизнь.
– Мы едва знаем друг друга. Ты не должна извиняться или объясняться.
– Должна. Провести ночь с тобой... было эгоистично с моей стороны.
– Ты ведь не слишком часто бываешь эгоисткой, не так ли?
Она подняла руки на этот вопрос. Или же сдавалась.
– Я не могу позволить себе роскошь быть эгоисткой.
– Почему нет?
– спросил Кингсли.
– Потому что я принадлежу другому.
– Я знаю многих мужчин и женщин, которые кому-то принадлежат. Они вполне способны быть эгоистичными. Некоторые из них превратили эгоизм в настоящее искусство.
– Я принадлежу не так, как они.
– Как же тогда ты принадлежишь? Есть еще какой-то способ?
– спросил он.
– Люди, которых ты знаешь, принадлежат по собственному выбору? Потому что они сами
– Да, именно так.
– А я, нет.
Кингсли наконец повернулся к ней.
– Что ты имеешь в виду? Рабство на Гаити было отменено двести лет назад.
– Не будь наивным, - ответила Джульетта с улыбкой. Кингсли был уверен, что это был первый раз, когда кто-то обвинил его в наивности.
– Пока есть мужчины с деньгами и властью, а женщины без них, в этом мире будет рабство.
– Но сейчас ты здесь, со мной. На этом пляже. Ты можешь уйти от него. Я могу увезти тебя на Манхэттен сегодня же.
Она покачала головой.
– Нет, не можешь.
– Никто не вправе владеть другим человеком. Есть законы, запрещающие это.
– Дело не в законах.
– Как он может так владеть тобой?
– Он владеет мной, потому что я у него в долгу. Долг. Огромный долг, который я никогда не смогу вернуть.
– И ты расплачиваешься с ним своим телом?
Джульетта кивнула.
– Это единственная валюта, которую он принимает.
– Сколько ты ему должна?
– спросил Кингсли.
Джульетта сделала шаг вперед и коснулась пальцами ног воды. Волна окутала ее лодыжки и скользнула обратно в океан.
– Моя семья всегда работала на его семью, и так было еще со времен революции. Мои прадеды, мои бабушки и дедушки, моя мать... наши семьи тесно переплетены. Мама была экономкой у отца Жерара. И более того.
– Они были любовниками.
– Безусловно. Я говорю, безусловно, но ты не видел мою маму. В молодости она была прекрасна.
– Могу себе представить, - сказал Кингсли, восхищаясь Джульеттой.
– Жерара назначили послом на Гаити, когда ему было всего тридцать три или тридцать четыре. Но Гиллрои, древний род. Древнее имя, много власти. И так далее.
Кингсли хорошо знал эту историю.
– Жерар и его жена пришли к взаимопониманию. Они вместе владеют компаниями, недвижимостью. Лучше остаться в браке и жить порознь, чем делить имущество.
– Очень практично, - отметил Кингсли.
– Очень по-французски.
– Верно, - ответила Джульетта с едва заметной улыбкой.
– Что произошло?
– Взрослея в его доме? Ничего.
– Она скрестила руки на груди и пожала плечами.
– Он был добр ко мне, но держался на расстоянии. Его собственные дети отвлекали его. Девочки-близняшки на четыре года старше меня.
– Должно быть, что-то изменилось за это время.
– Мам'a изменилась, - ответила Джульетта.
– Всю свою жизнь она была немного неуравновешенной. Эмоциональной. Она слишком остро реагировала на происходящее. Но она была умна и сильна. Она хорошо заботилась обо мне, даже если иногда пугала своими словами. Но когда мне исполнилось тринадцать...