Девушка из цветочной лодки
Шрифт:
— Миска? — Повар протянул руку.
— У меня нет, но…
— Нет миски — нет риса.
Я уж было решила, что он намекает на взятку, и тут из-за печи выглянула знакомая бородатая физиономия. Пират ткнул в меня пальцем:
— Жена капитана.
Повар порылся в закромах, сдул пыль и крылышки насекомых с найденной миски и положил мне каши, а потом устроил целое представление, добавив лишний кусок вяленой рыбы для столь уважаемой посетительницы.
Я поспешила вверх по трапу, надеясь увидеть хоть одно знакомое лицо, пусть даже пунти,
Сидя на ящике и дуя на горячий рис, я смотрела на далекий знакомый берег, который считала домом, невзирая на нищету и беды. И все же здесь, на этом проклятом корабле, трижды за утро волшебные слова «жена капитана» помогли мне добиться особого к себе отношения. На одной чаше весов лежала жизнь грязной шлюхи, а на другой, может быть, своего рода привилегированное заключение. Мне о многом следовало подумать.
Я высыпала половину золы из листьев лотоса в кашу, размешала пальцами, облизала их и сделала большой глоток. Горечь обожгла пустой желудок. Кусочек вяленой рыбы подавил рвотный позыв.
Позади меня раздался мужской голос:
— Ты не собираешься снова откусить мне палец?
Ченг Ят сошел с трапа и поднял руки, притворяясь, что готов обороняться.
Я поспешно глотнула едкой каши через край и накрыла миску руками, чтобы не компрометировать себя содержимым с серыми прожилками. Капитан устроился рядом со мной.
— Какая у тебя фамилия?
Я поднесла миску к губам, слизывая улики. Прежде чем Ченг Ят успел забрать у меня пустую посудину, я уже швырнула ее на палубу.
— Почему ты не разговариваешь? Только драться любишь! — Он ухватил меня за челюсть, крепко, но не больно, и развернул к себе лицом. — Говори со мной как жена, — приказал он.
— Какая по счету?
— В смысле?
— Какая по счету жена? Третья? Пятая? — Я пыталась вырваться, но он сжал руку.
— Это вопросы, а не ответы. И что прикажешь делать? Стукнуть тебя, чтобы ты назвала мне свою гребаную фамилию?
— Не исключено! — Я похлопала себя по левому ребру. — Вот сюда ты меня еще не пинал.
Капитан отпустил меня, откинулся назад и захохотал.
— Сэк, — буркнула я.
— Сэк, — повторил он, кивая. — Боюсь даже спрашивать имя. Прибережем на следующий раз.
— Так сколько у тебя жен?
Он встал и подошел к поручню. Я повторила:
— Сколько у тебя жен?
— Не твоего ума дело!
— Хоть толика правды. Ты прав, меня не волнуют ни ты, ни твой проклятый корабль.
Ченг Ят накинулся на меня, прижав к ящику.
— Отпусти меня, черепашье отродье! — Я плюнула ему в лицо, но промахнулась.
Он склонился надо мной, пока не уперся своим носом в мой, обдав несвежим дыханием. Я пыталась отвернуться, но каждый раз капитан делал так, что наши взгляды встречались. Ченг Ят играл со мной.
Его глаза вспыхнули.
— Мне нравится твой характер. Ты родишь мне сильных сыновей.
Он
Люди заполнили кормовую палубу и подняли бизань, в то время как грот рванул ввысь, накрыв меня своей тенью. На носу гремели петарды, изгоняя злых духов.
Корабль накренился, рейки скрипели и свистели на ветру Волосы застилали мне лицо. Машинально я поискала под ногами обрывок бамбуковой веревки, чтобы подвязать их.
Но мысли мои витали далеко. Я даже не обратила внимания, как бухта исчезла в тумане. Мой слух услаждали произнесенные Ченг Ятом слова: так на языке долго держат вкусный кусок. Каким бы жестоким и подлым ни был главарь пиратов, этот безобразный преступник, но до сих пор ни один мужчина из десятков тысяч, входивших в мое тело и стонавших мне в лицо, не говорил подобных слов. Клиенты превозносили мою красоту и умения в постели, нахваливали грудь, волосы и зубы. Но никто прежде не отмечал мой характер.
В конце концов я обнаружила старуху в тени на носу. Она штопала черную льняную блузку, а при виде меня подвинулась, приглашая спрятаться от палящего солнца. В углу все еще было сыро и прохладно после утреннего тумана: отличное место, чтобы посидеть спокойно и вынуть из трещин в пятках крошечных белых палубных червей — еще одно из забытых проклятий корабельной жизни.
— Что, красавица, все еще бережешь свои нежные пальчики?
Я осмотрела другую ногу.
— А чем женщины занимаются на этом корабле?
— Тем же, что и мужчины, только мочатся с другой стороны.
— А как тебя зовут?
— Имена ничего не значат. Свое я и сама уже забываю. Можешь звать меня А-и [20] . — Она сунула руку в мешок и вытащила бесформенный черный клубок. — Помоги-ка распутать.
Я нашла обтрепанный конец и продевала его через одну петлю за другой, но каждый раз натыкалась на новый узел. A-и крякнула, видя мою неуклюжесть.
— Вышивать умеешь?
— Тут я вряд ли помогу.
20
Тетушка (кит.).
— А зря. За шитьем мы, женщины, можем поболтать. — Она достала из мешка черную холщовую туфельку, украшенную причудливо вышитой розой, но лист еще был незакончен. Мне на коленки упала иголка и нитки трех оттенков зеленого.
Я запротестовала:
— Но я не знаю как…
— Фу! Что за мать тебя воспитала?
Старуха все поняла по моему лицу и задрожавшим губам и после неловкой паузы похлопала меня по колену.
— Не хочешь вышивать, подберем тебе другое занятие по душе. Сможешь кипятить воду? Пусть даже ты и жена капитана…