Девушка из кошмаров
Шрифт:
— Не такая уж это и хорошая идея, — шепчет он.
— Томас.
— Послушай, я не рассказал тебе всего, что поведал мне дед, — сообщает он. — Они не надеются на тебя. Всех его друзей, вудуистов, не интересует твоя судьба, — он смотрит на Кармел. — Их интересуем только мы.
Я издаю носом какие-то противные, разочарованные звуки, но другого от них и не ожидал. Это не удивительно. С самого начала я знал об их мнении насчет возвращения Анны.
— Они считают, что это не в их юрисдикции, — продолжает Томас. — Орден должен разбираться с твоей ситуацией.
— Не нужно ничего
Кроме того, это лишь оправдание. Никто кроме нас не желает спасать Анну. Когда я вытащу ее из ада, мы попадем в комнату людей, которые тут же попытаются вернуть ее обратно. Лучше бы ей приготовиться к сражению. В мыслях я представляю, как она, взрываясь темным облаком, появляется в комнате и хватает за загривок Колина Берка.
— Давайте придумаем другой способ помочь Анне, — предлагает Кармел. — Не вынуждай меня звонить твоей матери.
Я наполовину улыбаюсь. Мама. Перед тем как отправиться в Лондон, она просила не забывать, что я ее сын, и я помню. Я тот, кого она вырастила, чтобы сражаться и поступать, как подсказывает мне сердце. Но Чародей заточил Анну в камеру пыток и не оставит ее в покое.
— Ребята, помогите найти Гидеона, — прошу их. — Я хочу, чтобы вы…сделаете кое-что для меня?
По их выражению я догадываюсь, что они еще надеются, что я передумаю, но все-таки кивают.
— Во время ритуала я хочу, чтобы вы были рядом и стали его частью, — как кое-кто, стоящий в углу.
Возможно, даже просто в качестве свидетелей.
Шагая по коридору, Кармел просит меня еще раз все хорошенько обдумать; что мне есть из чего выбирать. Но, на самом деле, это не так. Пока они идут, я оглядываюсь в этом друидическом лагере, промывающим мозги, и устремляюсь по залам, в каминах которых пылает зажженная древесина. Когда огибаю угол длинного, выполненного в красных тонах зала, раздается голос Джестин.
— Ой, Кас, подожди, — бежит она ко мне, подскакивая. Лицо выглядит вялым и в то же время серьезным. Без своей самоуверенной ухмылки она кажется совершенно другим человеком. — Мне рассказали, о чем ты с ними говорил, — выговаривает она, слегка краснея. — И что решил.
— Это они решили, — поправляю я.
Она смотрит на меня, ожидая продолжения, но я не знаю зачем. Завтра вечером мы вместе с ней полностью испаримся со всех карт местности и очутимся в ином мире, и только один из нас вернется назад.
— Ты же знаешь, что это значит, не так ли?
— Не понимаю, что ты подразумеваешь под этим, — отвечает она.
— Господи, — рявкаю я, отворачиваясь. — У меня нет времени говорить загадками и у тебя тоже.
— Не злись на меня, — говорит она, продолжая шагать, а на лице расползается уже привычная ухмылка. — Всего четыре часа назад я спасла жизнь твоему лучшему другу. Если бы я этого не сделала, тот труп перегрыз бы ему сонную артерию быстрее, чем ты успел бы моргнуть.
— Томас просил не доверять тебе, но я и не предполагал, что ты в состоянии о ком-то еще беспокоиться. Я до сих пор так считаю, — она сердится, словно я предугадал этот порыв. Даже если она знает, что это ложь.
— Мне не предоставили выбора, понимаешь? Уж ты-то должен знать, на что это похоже.
Двигаясь, она нервничает.
— Перестань на меня так смотреть, — ворчит она. — Словно завтра я попытаюсь избавиться от тебя.
— А что, нет? — спрашиваю я. — Как по мне, очень удобный момент.
Она суживает глаза.
— Из-за этого ты нервничаешь? Интересно, кто выиграет?
Ее лицо застывает, и всего лишь на секунду в голове рождается мысль, что передо мной стоит истинная сумасшедшая. Но затем она качает головой, и ее разочарованное выражение полностью походит на Кармел.
— Ты никогда не задумывался, что у меня может быть свой собственный план?
— Я никогда не недооценивал твои возможности, — отвечаю я, но то, что она называет планом, я предпочитаю называть порядком действий. — А ты никогда не задумывалась, что это немного несправедливо? Потрошить себя, чтобы пустить кровь?
— Ха, — глумится она. — Думаешь, только тебя постигнет эта участь? Кровь — это билет одного пассажира.
Я останавливаюсь.
— О, Боже, Джестин. Скажи, что это неправда.
Она улыбается, пожимая плечами, словно свинья, застревающая каждый второй четверг.
— Если пойдешь ты, то и я тоже.
Воцаряется тишина. Значит, они считают, что один из нас вернется назад с атаме. Но что, если никто из нас не вернет его? С одной стороны, мне интересно, если бы я потерял его там навсегда, что бы они сделали, оставшись ни с чем; без возможности и цели еще раз открыть дверь. Возможно, тогда они вынуждены будут распустить Орден и освободить Джестин от обязательств. Даже если и так, с другой стороны, мое второе «я» шипит, что кинжал принадлежит только мне, этот дурацкий родственный союз до сих пор звучит в ушах, и, если Орден посадил на крючок Джестин, еще не означает, что этот номер пройдет и со мной.
Не говоря ни слова, мы вместе движемся по длинному коридору. Я сдерживаюсь из последних сил, но это место все равно меня раздражает. Возникает желание пинком распахнуть закрытые двери и сорвать молитву круга, возможно, для того, чтобы с помощью пары свеч во главе с атаме увидеть их застывшие от ужаса лица и услышать вопли типа «какое богохульство».
— Возможно, прозвучит немного странно, — проговаривает Джестин, — но могу я потусоваться этой ночью с твоими друзьями? Я не планирую долго спать, и… — она виновато оглядывается по сторонам, — от этого места у меня мурашки по коже.
Когда я захожу в комнату вместе с Джестин, Томас и Кармел удивляются, но не показывают враждебности. Скорее всего, они благодарны ей, что сонная артерия Томаса осталась почти невредимой. Гидеон тоже здесь, сидит в кресле с подголовником. Он смотрит на огонь, пока мы входим, и, похоже, не придает особого значения, что мы здесь. Языки пламени, змеясь в камине, впиваются в его морщины. Впервые, с тех пор как я оказался здесь, он выглядит на свои годы.
— Ты говорила с Орденом о ритуале? — спрашиваю я.