Девушка конец света (Рассказы)
Шрифт:
Итак, заключительной шестеренкой в этой истории стало имя на конверте. Самое удивительное, что от дерева у озера до дома по указанному на конверте адресу можно было дойти всего за полчаса. Сложно было представить, что заставило человека, которого больше нет с нами, закопать письмо, вместо того чтобы отнести его тому, кто живет так близко. Мы гадали, кем была эта девушка. Возможно, для нее это памятное место и она уже не один раз приходила к этому дереву. Мы с Хви Сон решили не выполнять просьбу поэта, по крайней мере, ту ее часть, где он просил отправить письмо по почте, а отдать конверт лично в руки адресату. Мы договорились встретиться в пятницу в пять часов вечера после моей работы. А до пятницы жизнь шла своим чередом.
В пятницу светило жаркое, жаркое, жаркое солнце, раскаляя улицу добела. Хви Сон зашла за мной в кафе. Мы пили кофе и ждали, пока жара немного спадет. Мы поговорили о том о сем, а затем я осторожно, чтобы не показаться грубым, спросил у Хви Сон, почему она ложится в больницу. Женщина слегка покраснела:
— Даже не знаю, стоит ли молодым слушать про это. Мне должны удалить одну грудь.
Я пробормотал какие-то невнятные слова сожаления и извинился.
— А за что тебе передо мной извиняться? Это мне должно быть стыдно говорить об этом.
Заметив, что я совсем смутился, Хви Сон засмеялась. И я был благодарен ей за этот смех. Чуть погодя она, все еще улыбаясь, хотя морщинки, собравшиеся вокруг ее глаз, выдавали горькие переживания, сказала:
— Я и сама не знаю, как все сложится. Удалят ли мне только левую грудь, или потребуется резать еще дальше. Врачи не знают, родные не знают. Никто не знает. В такие минуты очень-очень одиноко. Потому что сам себе становишься чужим. Через десять лет… нет, это я уж слишком разогналась. Никто не знает, что через год-то будет. Будет ли все так же жарко палить солнце? Будут ли эти люди все так же сидеть здесь, боясь даже помыслить о том, чтобы выйти на улицу? Какая песня будет популярна следующим летом? На какую страну обрушится следующий тайфун? И этот человек… — Хви Сон указала на конверт, лежавший на столе. — Что двигало им, когда он закапывал письмо под деревом? Он стал очень скрытным после школы, когда поступил в университет, и я даже предположить не могу, что происходило у него внутри… Последнее время я часто вспоминаю его.
Я не знал, что ответить. Я был еще недостаточно умен в свои годы, чтобы подобрать искренние слова, которые могли бы поддержать Хви Сон… я мог только посочувствовать.
— Может быть, в следующем году я займусь стрельбой из лука. Нельзя упускать такую прекрасную возможность, — сказала Хви Сон и снова засмеялась.
— Было бы здорово, — не задумываясь, ответил я и только потом понял, что сморозил очередную глупость. Реплика была действительно дурацкой.
Когда солнце спряталось за домами, мы вышли из кафе и побрели в сторону указанного на конверте адреса. Нас провожал шелест деревьев, высаженных вдоль дороги. Некоторое время мы шли молча, потом Хви Сон сказала:
— Я очень удивилась, когда ты зашел на наше собрание в библиотеке. Ты очень похож на этого поэта. Брови, глаза… я даже ждала, что ты вот-вот назовешь меня по имени.
— Да я сам удивился, когда вы заговорили со мной.
— Потому что я несла какую-то ерунду?
— Нет, вовсе не поэтому, — ответил я. — Когда вы сказали, что вас зовут Ким Хви Сон, я сразу вспомнил свою девушку.
— Правда? Потому что она такая же красивая, как та актриса?
— Нет, нельзя сказать, что она такая же красивая. Просто имя звучит похоже. Хотя для меня она красивее всех.
— О, вот такие разговоры мне нравятся… Расскажи поподробнее. Как вы познакомились? Похоже, ты сильно ее любишь. Только посмотри на себя!
Я задумался. А ведь правильно. Что там десять
Хви Сон смотрела на меня во все глаза.
— Правильно. Да… Так и есть, — ответил я на ее вопрос.
КОГДА ВАМ ИСПОЛНИЛОСЬ ТРИДЦАТЬ
Дул восточный ветер, заштриховывая разводами облаков половину кобальтового, словно выкрашенного масляной краской неба. Глаза закрывались сами собой, и сквозь прикрытые веки огни вечернего Сеула мерцали россыпью драгоценных камней, хотя высоко над головой небо все еще оставалось ярко-синим. Достаточно было задрать голову, и казалось, словно ты уносишься в космос с края земли. Почему-то в памяти всплыло слово «сансара»[9], которое мы произносим едва ли раз в три года. И как-то помимо воли вырвалось: — Какое в этот раз красивое небо на мой день рождения!
Слова были адресованы паре напротив меня за столиком. Молодой человек и девушка сидели ровно выпрямив спины и казались немного напряженными, словно случайные попутчики, ожидающие отправления поезда. Перед нами стояло пиво «Ред дог» в количестве, вполне способном заменить собой ужин, внизу расстилался район Ёнгсан. Ветер отнес половину моих слов, и парень перегнулся через стол, жестами показывая, что не услышал меня.
— Говорю, у меня сегодня день рождения, — повторила я громче.
— День рождения? Значит, будем дергать тебя за уши? — переспросил парень с японским акцентом, но в таких выражениях, что прямо-таки захотелось поинтересоваться, где он их выучил.
Неожиданно именно из-за неплохого словарного запаса показалось, что он несколько нагло разговаривает, потому что при всех своих знаниях использует довольно фамильярные обороты. И хотя я видела его впервые, а потому изначально разговаривала с ним вежливо и только на «вы», довольно скоро я переняла его манеру речи. В конце концов, я все равно была старше его. Наверняка он даже не знает, как одним словом называется двоюродный дед. Потому что даже я сама узнала, что в корейском языке есть такое слово, только сегодня перед завтраком. Этот коротко стриженный молодой человек в темно-синем костюме был внуком старшего брата моей покойной бабушки, чья семья не вернулась на родину после освобождения Кореи от японской оккупации. Мне он приходился троюродным братом, но с таким же успехом нас можно было назвать чужими друг другу.
— Да, сегодня у меня тридцатый день рождения. Еще одна зарубка на палочке жизни. Чувствую себя деревом, с которого неистово облетают белоснежные лепестки.
— Корейский язык такой сложный, сестра. Поздравляю с днем рождения. Давай выпьем за это.
Молодой человек перевел все сказанное на японский сидевшей рядом девушке, которая недавно стала его женой. Они подняли бокалы. Я последовала их примеру. Накануне я легла только в три часа ночи. Мой начальник снова вчера повторил расхожую фразу, что рекламный бизнес — это война. Когда ты зашиваешься так, что вздохнуть не можешь, и все сроки уже давно прошли, а начальство пичкает тебя такой банальщиной, тяжело не взорваться. Ладно, мой начальник и эти чертовы дизайнеры — их я еще могу простить, но вот агенты, которые, похоже, всерьез уверены, что получают деньги именно за то, что смешивают с дерьмом все проекты, никуда не денутся от огненных стрел моего гнева. Вот тут у нас на самом деле война.