Девушка, видящая призраков
Шрифт:
Я посмотрела на улицу, на другую крышу. Улица отделяла меня от нужного места. Улица была рекой. Я посмотрела на небо. Яркая луна не давала увидеть звезды, но я знала, что они еще там.
Одной из моих любимых легенд была о прядильщице и фермере, полюбивших друг друга. Они не могли быть вместе. Они стали звездами на разных берегах Звездной реки в небе. Их любовь была вечной, как и их одиночество. Но, что я любила, что делало историю не трагической, это то, что в одну ночь каждого года, на седьмой день седьмого месяца сороки собирались и помогали им воссоединиться. В эту ночь возлюбленные ходили по мосту из сорок над Звездной рекой.
Я
Я зажгла талисман и смотрела, как он горит. Дым поднимался от бумаги струйками. Огонь потрескивал. Старый знакомый запах сажи наполнил нос. Дым стал черными облачками. Птица вырвалась из дыма. Чайка. Из крючковатого бледно-оранжевого клюва вырвался смех. Другие полетели из дыма. И вскоре их были сотни. А потом и тысячи, и они вопили и смеялись, как маньяки. Некоторые ворчали. Белые, серые и черные птицы кружились, а я стояла на крыше, небо было надо мной. Шум их крыльев сопровождали их вопли.
Крыша была покрыта птицами, как и соседние крыши. Сотни птиц летали. У каждой на лбу был третий глаз, темная бусина в вертикальном разрезе. Я слышала горе и смех в их криках. А-а! А-а! Безумная радость столкнулась с моим гневом в дикой ночи. Я засмеялась с ними. Смех разбивал сердце.
Убийцы на крыше увидели меня и раскрыли рты. Чаек видели все, но для них третий глаз был незаметен. Люди на крыше видели чаек, тучу чаек, а еще чаек с веревкой.
Веревка была моей. Я держалась за дротик. Чайки вопили и несли меня над улицей Калифонии. Я напрягала мышцы, чтобы не кружиться. Ноги напряглись, сжимая веревку.
Когда я видела воздушные шары в небе, я задумывалась, как ощущается та высота, полет между небом и землей. Не знаю, что ощущали те люди, но, глядя на улицу с активностью людей и стражи, я боялась… и радовалась. Я не переставала смеяться. И мой смех, как и вопли чаек, звучал безумно.
Мы добрались до крыши рыбного склада. Я легко приземлилась, отпустив дротик. Запах благовоний ударил по носу. Мужчина напевал. Хлопали крылья. Чайки улетали. Но я знала, что они не улетали далеко.
Крыша была плоской, из красного кирпича. У другого угла Лю Цюнь стоял рядом с грудой трупов. Я думала, что они будут занимать больше места. Такая трагедия требовала места, но они лежали кучей, без уважения к умершим.
Четверо стояли между мной и трупами. Нужно было миновать их. Чайки улетели с моей веревкой. Я вытащила персиковый меч.
Один из них приближался, улыбаясь.
— Да это же девочка, — сказал он, лениво поднимая топор.
Я обещала без убийств. Я ждала, пока враг замахнутся. Я шагнула к стражу. Рукоятью я ударила по его рту. Зуб сломался, я ударила его по лодыжке. Он рухнул на крышу. Я обошла его, пригибаясь. Другие трое приближались ко мне.
Что-то задело мою ногу. Я увидела Маоэра. Двухвостый дух кота принял облик человека. Он был маленьким мальчиком, кроме рта. Он с урчанием улыбнулся, скаля длинные зубы.
— Боевая, мяу?
Я улыбнулась Маоэру.
— Друг, — сказала я.
Он фыркнул.
— Да, да, — сказала я. — У котов нет друзей. Осторожно, Маоэр. Они опасны.
Ему было все равно. Маоэр резко принял кошачий облик. Он прыгнул на ближайшего, ударил когтями по его лицу. Мужчина закричал отбегая. Другие охнули, увидели кровавые порезы на лице друга. А потом лицо Маоэра стало удивленным. Он человеческой рукой вытащил метательный нож, что пронзил его
— Персиковое дерево, — сказал он, кровь капала изо рта. Он дернул наемника. Они рухнули с крыши.
И мой друг быстро пропал.
— Маоэр, — прошептала я.
Лю Цянь опустил руку, что метнула нож.
— Я вижу твоих демонов, Ли-лин, — сказал он. — У меня глаза пса поверх моих.
Я посмотрела на Лю Цяня с новой ненавистью. Вор душ бросил нож в горло Маоэра убил собаку ради зрения духов.
Он зажег талисман. Конечно, он приготовил заклинания, если придется защищаться от моего отца. Заклинания прекрасно сработают на мне. Я размышляла: ударить по талисману мечом или отразить зеркалом? Чары и духи отскакивали от зеркала, но меч покончил бы с ними. Но немного магии пролетело бы паром от моего меча. Я не могла допустить, чтобы вор душ чем-нибудь поразил меня. Я сунула меч за пояс и попыталась отцепить зеркало от спины.
Лю Цянь бросил горящий талисман и толкнул духа ко мне. Дух был дымом, тьмой, полной кричащих лиц. По их ужасу и отчаянию я поняла, как дух работал. Он поглощал жертв в тело темного духа. Если он меня поймает, я буду жить вечно, в ужасе и одинока.
Он полетел ко мне падающей звездой. Я как-то выставила зеркало вовремя. Дух ударился о зеркало, и я отпрянула на пару шагов, но отразила его. Дух улетел от зеркала, изогнулся и снова повернулся ко мне. У меня было пару секунд до атаки.
Оставшиеся наемники не знали кунг-фу, так что я за пару секунд их обезоружу. Передвинув зеркало в левую руку, я выхватила меч и бросилась на них. Первый взмахнул топором. Я пригнулась под его руку и прошла мимо него. Второй держал топор слишком далеко от тела, ошибаясь в том, что победит силой. Я бросилась к нему, пригнулась и ударила по его оружию мечом. Его топор вылетел и застучал по крыше. Его лицо и горло были открытыми, и я ударила его по челюсти тяжелым бронзовым зеркалом в левой руке. Захрустела кость, он упал на спину. Я повернулась к первому, но слишком медленно.
Кричащий дух ударил меня молотом. Он был так силен. Меня будто ударили локомотивом. Я отлетела к краю крыши, и черный миазм остался на мне. Дух вопил, окутывая меня чернильной тьмой. Впивался мне в рот, ноздри, уши. Я не могла думать. Я ощущала тьму, обжигающую мой дух кислотой. Казалось, мою душу уничтожают.
Я слышала странную тишину, а потом тьму. Теперь я была внутри духа. Он рассеивал мою память, мою личность. Я знала, что скоро не вспомню свое имя. Я отказывалась кричать.
24
Времени нет. Его не осталось. Я теряла сознание. Дух съедал мои воспоминания. Тьма проникала глубже в меня, врезаясь.
Врезаясь. Лю Цянь вырезал заклинание в центре моего живота, а отец — на моем левом боку. Теперь кричащий дух стирал меня.
Я вонзила ноготь в правый бок. Боль была резкой. Мне нужно было три слова, чтобы обрести себя. Три иероглифа на коже, чтобы выбраться из ямы. Цзинь, Ци и Шень.
Сначала Цинь. Четырнадцать линий для сущности. Я вырезала их на животе. Ноготь с болью резал кожу. Потом Ци, десять линий дыхания, жизненной энергии всех живых существ. Я писала большим ногтем Ци. Я содрогалась от боли. Теплая кровь текла по моим пальцам. Шень, иероглиф духа, был следующим. Я замерла. Сколько там линий? Слово было простым, но я не помнила, как его писать.