Девяностые. Том первый
Шрифт:
– Просто они лучшие в двадцатом веке. Без прикрас. Оба учились музыке ещё до начала второй мировой войны. Старая школа. Сильная музыка. Чёткая и выверенная. Они вне конкуренции. Челибидаке… несравненен. Он как Светланов, Караян, Озава и Рэттл вместе взятые и перемноженные друг на друга. Это… блин… простите, я не могу объяснить музыку словами. Это надо услышать. Прочувствовать. Сравнить, наконец, с другими. А Микелианджели… пианист. Просто пианист, и всё. До мозга костей. Всю свою жизнь он играет. Только играет. Живёт в каморке с минимумом удобств и изо дня в день играет на своём рояле. О, и да, он чувствует музыку. Чувствует
– И откуда ты знаешь всё это? – Сощурившись, спросил Полковник.
– Записи на ТэВэ. Видел в видеотеке, где мамина подруга работает. Фильмы мне не интересны, но там весьма приличная подборка концертов. – И не соврал при этом. Я действительно ходил в видеотеку. И на самом деле нашёл там кассету с записью концерта Челибидаке. Вчера. Чего только не сделаешь ради себя любимого! Точнее для легендирования своих знаний перед разведкой.
Полковник – мировой мужик! Убедить его, конечно, было не просто, но… он мне позволил. По-любому наблюдает за мной. Возможно даже рассчитывает прибрать к рукам после школы. Наивный! Это я его к рукам приберу! Точнее – уже прибрал, просто он об этом не знает, му-ха-ха!
А даже если до этого не наблюдал, теперь точно будет. Уж после того, как я аргументированно отказался от сопровождения наставника в этом приключении, сославшись на то, что маленький мальчик куда как более незаметен, чем он же в компании человека с военной выправкой. Пришлось, правда, блеснуть знаниями английского, но поездка за границу того стоила. Тем более что в следующий раз будет проще его уговорить на такое.
Главное, чтобы он меня к оперативной работе не начал привлекать. А то под конец беседы глаза у него нездорово так блестели.
Дорога до Мюнхена мне запомнилась надолго.
Сначала был перелёт до военного аэродрома в Подмосковье. Надо будет, кстати, потом поблагодарить товарища Полковника за предупреждение одеться потеплее – в грузовой кабине семьдесят шестого Ила оказалось весьма прохладно, даже в отделении для экипажа. Конечно, там было отопление теплым воздухом и горячий чай… как и четверо курящих мужиков. Не люблю сигаретный дым с тех пор, как бросил курить. Вот был бы у них там кальян… хотя всё равно мне никто не дал бы присоединиться.
Так что, сбежав от сигаретного дыма, я отправился исследовать нутро летающего грузовика. В обнимку с фотоаппаратом, ага. Две катушки плёнки отщёлкал – хотя, казалось бы, ну чего там снимать? А много чего! Вид на закат из кабины бортинженера, той, что на носу внизу. Из пассажирского самолёта такое не снимешь. Разве что из сто тридцать четвёртой Тушки ранних выпусков, но таких у нас на полуострове нет. Или самый настоящий зенитный пулемёт в хвостовом гнезде. Какой мальчишка может похвастаться тем, что своими руками его трогал? Я вот могу. И даже фотка меня за этим пулемётом имеется – бортстрелок любезно согласился сделать взамен такой-же, но уже с ним в роли модели. И даже одну совместную сделали, кое-как закрепив фотоаппарат на каком-то вентиле. На ней мы меняли ленту в пулемёте, скорчив такие рожи, будто у нас на хвосте вражеский перехватчик, и в разгаре боя в пулемёте кончились патроны.
Интересно будет понаблюдать за реакцией родителей, когда увидят отпечатки. Надеюсь, переживу эту сцену, хе-хе.
После фотосессии перекусил и лёг спать.
– Так, малец, мне рекомендовали тебя как сознательного человека. – В комнату зашёл мужчина лет тридцати на вид. Высокий, крепкий, с коротким ёжиком тёмных волос. Обычные, «рязанские» черты лица. Одет он был в простые серые брюки, светлую рубашку и кремовый свитер. Вот только эта одежда ни разу не скрывала военную выправку и стать. Да блин, его фигура была мечтой всех мальчишек!
– Здравствуйте, эээ… – На секунду я задумался, как его называть. Мужчина не представился же. И даже не поздоровался. Ну лаааадно. – Товарищ военный.
– Хмм… – Сощурился он. – Здравствуй. На время, пока мы будем вместе, тебе нужно называть меня отцом.
– Хорошо, пап. – Кивнул и снова изобразил задумчивость на лице. – А как моего папу зовут? А маму? Какая у нас фамилия? Бабушки, дедушки? Где папа с мамой работают? Где мы живём?..
– Стоп! Читать умеешь? – Мой кратковременный отец достал из портфеля тонкую бумажную папку и положил передо мной на стол, явно не сомневаясь в ответе на вопрос. – Здесь вся информация, которая тебе нужна. Постарайся запомнить с первого раза. Выезжаем через два часа.
Открыв папку, минут на двадцать я выпал из реальности. И, чем дальше читал, тем сильнее начинал подозревать какой-то розыгрыш. Или издевательство. Не может же быть, что легенду создали настолько ужасно? Или может? Или это проверка? И как мне на это реагировать? Если Полковник решил разыграть партию… в плане – проверить глубину моего… разума? Аналитики? Понимания действительности?
Вот что мне делать? Согласиться с этим бредом и не отсвечивать? Или…
– Сразу говорю, фотоаппарат я не оставлю, это не обсуждается. – Спокойно посмотрел в глаза «папе Юре».
– Это может вызвать лишние вопросы на таможне. Никто не поверит, что ребёнок в твоём возрасте занимается фотографией. Проверяющие подумают, что я так пытаюсь отвести от себя подозрения.
– Пап, не плоди сущностей! Мои работы выставлены в университете, городском фотоклубе и в администрации. Думаешь, я не справлюсь с убеждением кого-то в своём профессионализме?
– Вот этого я и боюсь. Ты должен быть обычным ребёнком, а не профессионалом. Отводить от нас внимание, а не привлекать его.
Некоторое время я смотрел в стол, постукивая по нему пальцем, после чего поднял серьёзный взгляд на мужчину.
– Товарищ военный, носящий позывной «папа Юра», давайте будем объективны? Я совершенно не способен отыграть обычного шестилетнего ребёнка. Как и вы не способны не выглядеть в глазах понимающих военным. Ни вы, ни я не являемся профессиональными разведчиками. Нам нет смысла пытаться играть среднестатистическую семью на выгуле. Поэтому предлагаю сфокусировать внимание на мне. Шестилетний профессиональный фотограф - весьма необычная зверушка. Редкая, я бы даже сказал - редчайшая. Если правильно разыграть эту карту, папа-хищник на заднем фоне сможет стать совершенно незаметным. А если ему ещё добавить чуточку шарма, капельку смущения… и какую-нибудь слезливо-печальную историю про умершую при родах жену… или нет, лучше пусть она скончается от рака… года два назад. И ответственный родитель уходит со службы ради воспитания сына. Хе-хе! Женщинам понравится.