Девять хат окнами на Глазомойку
Шрифт:
Посредники поднялись выше колхозов и совхозов. И посматривали на них свысока, продолжая переманивать к себе удобствами жизни и заработками последних деревенских механизаторов. Создатели хлеба и молока сделались надоедливыми просителями тех, у кого и машины, и специалисты, и материалы. Приезжая к посреднику, колхозный механик или строитель еще у крылечка стаскивал с головы шапку. А в грузовичке у него под оберемком соломы стоял ящик кое с чем. Для задабривания…
Отдадим должное районным учреждениям: они довольно часто конфликтовали с посредниками. Требовали, грозили, писали, выступали на совещаниях, поскольку знали, что нужно для села, когда и сколько чего нужно. Но фонды опять же выделяли не по требованиям,
Руководители посреднических учреждений, которые жили в районе, не могли не считаться с мнением райсовета, тем более райкома. Их личные дела лежали в райкомовских сейфах. Отсюда можно было схлопотать выговор или наказание покрепче, даже лишиться доверия руководить. Спасительный громоотвод существовал выше — в тресте, главке, министерстве, откуда присылали фонды и, не видя полей, ферм, строго следили за цифрой. Если район требовал от их низового руководителя работу выше плана или вообще без плана, такой руководитель просил защиты и получал ее. Прямая подчиненность по административной и хозяйственной линиям обеспечивала районному посреднику спасительную подмогу в критические моменты деятельности.
С проблемой разобщенности средств, сил и дефицитных фондов Глебов столкнулся в первые дни секретарской работы. Он попытался взять в свои руки фонды материалов и машин, право менять планы в интересах хозяйства и во времени. У него это не получилось. Заведенная машина двигалась своим путем. И он отступился. А после актива, когда агроном Савин подлил масла в огонь, высказавшись о неповоротливых посредниках и странной зависимости от них, Глебов загорелся вновь. Сколько же можно? И где выход, особенно в этом трудном году? Он успел побывать — и не однажды! — в районной конторе «Сельхозтехники», межколхозстрое, в поселке сельстроя, на базе дорожников, в «Сельхозхимии», у мелиораторов, лесников, в автоколонне, рыбхозе. Смотрел, слушал, спрашивал. И возмущался! Как далеко отошли посредники от главного дела, как наловчились составлять свои планы, даже заранее учитывали в штатном расписании шефскую помощь при уборке и сенокосе… Объекты для приложения сил оказывались самыми выгодными для посредника, хотя и не являлись такими для хозяйства, которому оказывалась услуга; строили, к примеру, дорогу, где им не мешало болото или река; осушали поле, где не было леса и камней; возводили что пограндиозней, лучше комплекс, чем полусотня жилых домов; лесники рубили лес для сплава на север и не продавали ни одного бревна соседнему колхозу. Словом, бойко трудились, нацелившись на прибыль, которая была записана в плане. Эти прибыли оказывались немалыми и в том случае, если у заказчика случался полный провал. И деньги, отпущенные государством для колхозов, частично возвращались в банк, создавая вместо ценностей иллюзию труда.
Глебов мог поехать в обком для серьезного разговора, сослаться на постановление об улучшении управленческого аппарата и в обозримом будущем мог добиться изменений, обратив все средства и силы на главное дело. Но когда это будет? И не исчезнут ли его предложения в потоке встречных контрдоводов? А события требовали немедленных перемен. Вот он — урожай на полях. Вот они — сложнейшие погодные условия, нехватка машин, людей, складов, тары. Каждое из этих препятствий способно уменьшить, даже погубить урожай, отбросить район назад, породив у людей уныние и безнадежность.
Аркадий Сергеевич собрал бюро и высказал мнение: дожди осложняют заготовку кормов и уборку. Нужна мобилизация всех сил, техники и людей.
— Тем более, — сказал он, — что план уборки зерновых у нас увеличился на четыреста гектаров за счет посеянной на зеленку ржи. Указание на этот счет райисполкомом
— Они здесь, — и Куровской показал на папку под рукой.
— И все-таки этого мало. Кажется, нам придется привлечь к уборке наших посредников, их технику, материалы, их специалистов. Собрать силы в один кулак.
— А наши планы? — спросил руководитель «Сельхозтехники».
— Ваши планы — это хлеб, корма, молоко. Или ты думаешь иначе, Степан Петрович? Выскажись. — Тон Глебова был жесткий.
Степан Петрович только вздохнул. И Глебов попросил у бюро полномочий на мобилизацию. Возражений не последовало.
Когда в кабинете остались только Глебов и Куровской, собиравший свои бумаги, агроном вдруг тихо сказал:
— Большую обузу берете на себя, Аркадий Сергеевич. Отголоски савиновского выступления…
— При чем здесь Савин? — вскинулся Глебов.
— Разбередил своими доводами весь район, выпустил джинна из бутылки. Мне уже без конца звонят, требуют того, другого, да таким, знаете ли, тоном, словно мы обязаны…
— Вот именно, обязаны, — отрубил Глебов. — Как бы ты работал, не окажись у тебя под рукой телефона, бумаги и чернил? Каждому — свое. Савин дело сказал. Не он, так другой бы высказался. Думать, думать надо! А мы вот этим не очень утруждаем себя.
Уже на другой день в райком срочно, по телефону, позвали руководителей всех посреднических контор и организаций, которые состояли на учете в Чурове. Явились раньше намеченного часа. Дожидаясь в приемной, пока пригласят, все сошлись на том, что речь пойдет о шефских обязанностях. Значит, давай еще людей на сенокос и на заготовку зеленых веников. А может быть, предложат новый план, поболее прошлогоднего. В такую-то погоду! Чистое наказание. Хотя, если по-честному, все конторы давно к этому неизбежному изготовились. Даже малыми бензокосилками запаслись, которые колхозам и не снились.
Началось совещание необычно.
Глебов не стал говорить о положении на полях и фермах, ни единым словом не упомянул о шефстве. Это дело решенное, каждый имеет план заготовки и обязан выполнить его. Зато сказал о другом:
— Для спасения урожая в сложных условиях этого года райком намерен мобилизовать все материальные средства, которые имеются в районе. Вы, надеюсь, понимаете, что хлеб дороже всего. Как ни трудно для организаций, представленных здесь, придется потрясти ресурсы именно у вас.
Сделав паузу, он нашел взглядом инженера межколхозстроя и неожиданно спросил, как просят сигаретку:
— У вас есть шифер?
— Да, Аркадий Сергеевич, конечно, — с видом полной доверительности ответил молодой по годам начальник. Он сооружал крупные животноводческие комплексы в трех районах и жилые пятиэтажки еще в двух чуровских селах.
— Хорошо, что есть. И выступление агронома Савина вы слышали. Почему же на активе не поднялись и не предложили свою помощь кудринскому колхозу? Они очень просили шифер. Вы помните, для чего?
— Помню: чтобы навесы укрыть. Я очень сочувствую и рад бы помочь. Но у нас шифер для комплекса в Буянове, для гаража сельхозтехники. Кровля, как вы знаете, распределяется в плановом порядке.
— Много у вас шифера на складе?
И тут до инженера, как говорится, дошло. Он замялся, отвел глаза, зачем-то порылся в своем «дипломате» и виновато сказал:
— По памяти ответить не могу, а сведений при мне нет. Не знал, что потребуются.
— Ну, о шифере вы могли бы помнить и без бумаг. Поможем вашей беде, сделаем так. После этого совещания вы поедете с Румянцевым, — тут он глянул на председателя исполкома, — поедете на свою базу, посчитаете, чем богаты, и сегодня же, повторяю — сегодня, продадите тысячу пятьсот плиток кудринскому колхозу. Дьяконов, вы слышите?