Девять кругов любви
Шрифт:
А пока Георгий Аполлинарьевич продолжал свою беседу с электриком, вытирая платком вспотевшую лысину. Круглая и шишковатая, она белела среди седых, возбужденно вздыбленных волос, как поляна в каком-то френологическом лесу.
– Что ж, приходится пожалеть, что из-за недостатка твоих знаний мне трудно объяснить тебе опасность технологической глобализации.
– Ну, почему же? – спросил Али на том же языке, чем вызвал смех среди археологов, не поддержанный, однако, их шефом.
– Как, ты понял то, что я говорил?
Тот, огромный и черный, скалился белозубой
– Я окончил университет Лумумбы в Москве.
Присутствующие уважительно молчали.
– Кажется, готово, – потянувшись вверх к распределительному щитку, Али нажал какую-то кнопку, отчего кондиционер зажужжал, но комната погрузилась в кромешную тьму. – Виноват. Последняя попытка. Иншалла! – призвал он высшую силу.
Тут свет к общему удовольствию появился опять, и одновременно – Андрей с Юдит.
– Ай да Али, ай да фокусник! – в мрачном восторге вскричал Владимир с лицом худым и язвительным. – А не можешь ли ты восстановить статус-кво – так, чтобы тут опять остались только порядочные люди, – он перевел взгляд на Юдит и растаял, – включая вас, конечно!
Андрей представил ее коллегам.
– О, – не унимался Владимир, – значит, причина страшного предательства – ваша красота!
Саша, полный, добродушный, с веселыми глазами, предложил свое объяснение:
– О, предательства страшного, значит, ваша красота причина!
Третий, Иван, подтянутый, с узкими строгими губами, как всегда, отстаивал особое мнение:
– Женская, значит, страшная красота – предательства причина, о!
За ними слышался высокий холодный смех, приведший Андрея в замешательство: Тина, которая предупредила, что не может придти, невозмутимо сидела в углу.
Между тем Георгий Аполлинарьевич многословно благодарил араба, а тот, вынося тяжелый ящик с инструментами, предупредил:
– Включайте кондиционер на малую мощность, чтобы не выбило фьюз!
Профессор пообещал, потом обратился к Андрею:
– Ну-с, батенька, мы уже слышали, что вы покидаете нас. Очень плохо! Но, как я вижу, обстоятельства вас оправдывают, – он улыбнулся Юдит.
– Я хотел бы объяснить вам все, – виновато сказал Андрей, и тот пригласил его в соседнюю комнату.
Трое оставшихся мужчин, глядя им вслед, затянули суровую волжскую песню:
– Позади их слышен ропот —
Нас на бабу променял,
Только ночь с ней провожжался,
Сам на утро бабой стал…
– Знаешь, о чем они поют? – спросила Тина.
Юдит смущенно глянула на нее:
– Нет.
Та, решив немного отвести душу, стала подражать ивриту, какой израильтяне привыкли слышать от русских:
– Много лет назад казак Степан Разин восстал против царя, и тот с царицей пошел на него, окружив несколькими бюстгальтерами. А Разин забыл своих товарищей из-за персидской княжны, ее нежной ручки и медового бедра. Казакам надоело все время видеть Степана и княжну в одеялах. Они потребовали, чтобы она лежала на заду, и он
– Боже! – ужаснулась Юдит.
– Да, вот к чему приводит похоть, – кивнула Тина, рассматривая соперницу внимательно и без особой неприязни, потому что хорошо знала цену сияющей белизне своей кожи и скульптурной фигуре. Обидела ее только эта ненужная скрытность Андрея. Женщина современная, она считала свободу – основой интимных отношений и ничего не имела против мимолетной интрижки на стороне, его или своей. Но – она сразу увидела – это не была интрижка.
Наконец, профессор и Андрей вернулись, оба очень расстроенные. Георгий Аполлинарьевич откашлялся:
– Теперь личные дела в сторону. Всем уже известно безобразное решение суда о прекращении наших работ. Были приведены самые нелепые доводы – от религиозных до соображений безопасности. Например, что на территории церкви осталась повышенная радиация с того времени, когда, по известному выражению – «это случилось». Мне это кажется абсурдным. Тут, скорее всего, замешена политика, и я немедленно это опротестую… Однако самое неприятное в другом: «Богородица», наверное, пропадет, затерявшись среди всякого хлама, потому что для израильтян она не представляет какой-либо ценности. А ведь именно вы, Андрей, нашли ее!
…И тот вспомнил волнения первых дней, когда они начали очищать церковь, обнаруживая в земле то подсвечник, то крест или кадило, но главная ее достопримечательность – икона четырнадцатого века – не попадалась нигде. Ему пришло в голову осветить фонариком ломаную дыру в полу. Внезапно что-то быстрое, кажется, ящерица, скользнуло по нему, он инстинктивно попытался смахнуть ее и, потеряв равновесие, рухнул в провал. Сверху послышались испуганные крики, но он был слишком ошеломлен, чтобы ответить. Нога, сдавленная чем-то с обеих сторон, горела от боли, лицо и руки саднило. Потом констатировал:
– Я жив!
– Что? – панически переспросила Тина.
Андрей сказал громче:
– Все в порядке!
– Как вы там? – встревоженный бас профессора заполнил сумрачное пространство вокруг него.
– Сейчас осмотрюсь. А!
– Что, что? – раздались испуганные голоса.
– Она, «Богородица»! Ах ты, милая! Совсем не пострадала, не в пример кое-кому из простых смертных.
На этом его бодрячество окончилось, и он застонал. Ему приходилось упираться в стену одной ногой, чтобы не повиснуть на той, которая застряла между каких-то балок.
Георгий Аполлинарьевич крикнул:
– Я сейчас же вызываю пожарных и скорую!
– Ни в коем случае, – откликнулся Андрей. – Это место сразу объявят аварийным, и раскопкам конец!
Там совещались:
– Нужно кинуть ему веревку!
– Нет, те, что у нас, слишком тонкие.
– А если разорвать нашу одежду на полосы и связать вместе? – предложил женский голос.
– Очень романтично, Алевтина! – сказал профессор, питавший слабость к старорусским именам.
– Ну вот, женщина никогда не упустит возможность проявить свой природный эксгибиционизм, – заметил Владимир. – Андрей, у тебя есть конкретная идея?