Девять врат. Таинства хасидов
Шрифт:
Святому рабби Нафтули пришлось проглотить кусок молча.
— Ты почему не положил сюда ложку? Я ведь кашлял, — спросил он наконец.
— Откуда мне знать, что кашель означает ложку?
Пока Лейзр приковылял с ложкой, кофе простыл. Реб Нафтули рассердился. Собственно, нет, он не рассердился. Святой никогда не сердится. Но вид был такой, что он сердится.
— Ну, ладно, — бурчал Лейзр, — в другой раз буду знать.
Однажды реб Нафтули опять был там, где нет «ни дня и ни ночи». Лейзру тоже туда захотелось. А дверка была заперта. Он сел на лавку и стал терпеливо ждать, покуда дверка откроется.
Только дверка не открывалась. А в такие минуты и вправду
Но на этот раз Лейзру и море было по колено.
А что до святого рабби Нафтули, то в эту минуту он никак не мог «прервать» свое занятие. Чтобы прогнать захватчика, он опять сделал то, что в такой щекотливой ситуации сделал бы всякий хасид: он закашлял.
Лейзр пошел и принес ложку… Вот какой шельмец был этот габе…
Каждый год в 11-й день месяца ияра мы отмечаем кончину святого рабби Нафтули из Ропшиц. Мы поем его прекрасные песни, рассказываем веселые истории и попиваем водку. Но конечно, только девяностошестиградусную! При этом жмем друг другу руки и всем желаем лехаим, что значит «за жизнь»!
Реб Нафтули — автор книг: Айала шелуха(«Спешащая лань») и Зера кодеш(«Семя святости»). Все это вещи возвышенные и таинства самые глубокие.
Врата четвертые
Все вы, коль жить хотите,
в другие Врата со мной войдите
и там про все прочтите:
о нашем таинстве алтарном, или как реб Шулем лицезреет огонь тайный. — Жена возницы дама благовидная, а дело портняжье совсем незавидное. — До чего славное у Иреличека обрезание, и каково праотцов наших воспевание. — Как святой Иреличек ходит в дом учения и какое знатным людям даст наставление. — И почему грех первородный нам дан в отмщение? — Далее следует, как Иреле у реб Эйбе есть обучается и как пред кашей святой извиняется. — Как святой рабби Шлоймеле из Карлина Иреличека просвещает. — О том, что реб Шлоймеле оказался Мессией и как нашли его наконец. — Какой он был наставник и мудрец. — Как святой Иреличек возвращается к своей благоверной. — И как он молится усердно. — Какой он в деле спорый и какие у него две чудесные коровы. — Почему он за хасидов молиться не хочет и почему Вувче ему в наставники прочат. — Что старый Айзик видит удивительного. — И как злой медведь стал довольно стеснительным. — Каким реб Йиде-Герш из Стрешина неумехой был и как голуби слетались к нему, чтоб только он их убил. — Почему табак заплакал при миросотворенье и какое у Аврума-Симхе случилось виденье. — Таких святых на свете больше нету, и милые хасиды в Стрешин едут.
Огненный лев Академии небесной,
пламенный Серафим Божий.
Кто его тайну изложит?
Кто поведает о его правдивости,
о глубине ума и пытливости,
о святости и справедливости?
Учитель наш и господин
СВЯТОЙ РАББИ ИРЕЛЕ ИЗ СТРЕЛИСКИ,
да хранит нас навеки Свет его
Тойре, или, как вы говорите, Тора — наше самое величайшее таинство. Пять Книг Моисеевых на древнееврейском языке, красиво и без единой ошибки написанных рукой обычного писца черной тушью на белоснежном пергаменте из телячьей кожи. Длинная полоса в несколько локтей, оба конца которой накручены на две деревянные палочки. Древом Жизни мы называем этот свиток.
Пергаментный свиток Торы — предмет драгоценный. Драгоценна и бархатная накидка, которую мы надеваем на свиток. На ней красиво вышит старинный символ шестиконечного щита Давидова. Макушку Древа Жизни мы украшаем серебряной короной с колокольцами; на шейку завернутого в накидку свитка мы вешаем серебряную ручечку с вытянутым указательным пальцем и на грудь его — серебряный щит. Свитки Торы мы прячем в шкафу нашей молельни за чудесной занавесью.
Когда во время богослужения в святой шабес или в другие праздники Книгу несут по синагоге, мы встаем перед ней с большим почтением, чем иные народы перед своими правителями. Мы касаемся ее одеяния, целуем его. Если бы — упаси Господь — Тора в силу несчастного случая упала на пол, нам пришлось бы поститься семь дней, чтобы смыть ее осквернение. Если по какой-либо причине свиток становится непригодным для чтения, мы хороним его на кладбище с подобающими почестями.
Бог воплотился в Тору и ее святые буквы и такой передал ее нам. Прежде чем возник мир, была Тора, тайный Закон Божий. Она была написана белым огнем на черном огне, говорит Талмуд. А в святом Зогаресказано: «Бог, Тора и Израиль суть одно и то же».
Во время каждого шабеса и каждого праздника для всех присутствующих читается Тора. В течение года мы прочитываем ее всю и затем начинаем снова. Так происходит уже многие тысячелетия. Чтение Торы — дело нелегкое. В Торе нет гласных, нет в ней и диакритических знаков. Вы не отличили бы в ней хот к, вот б, с от ши тому подобное. Каждое словечко имеет свою особую мелодию, и она при публичном чтении должна быть пропета. Ибо слово последующее имеет уже совсем иную мелодию. Искусный кантор должен все это знать назубок, если не хочет осрамиться. Набожные прихожане очень требовательны и очень темпераментны.
Каждая буковка Торы скрывает глубокую тайну. Самая возвышенная тайна заключена в гласных, а еще больше — в нотах. Но самая высочайшая тайна погружена в неисписанном море белизны, которая со всех сторон окружает буквы. Эту тайну никому не дано ни прочесть, ни понять. Столь непомерна тайна белизны пергамента, что весь этот мир не способен вобрать ее в себя. Мир — недостаточное для нее вместилище. Лишь мир будущий постигнет ее. Тогда уже будут читать не то, что написано в Торе, а то, что в ней не написано: белый пергамент.
Тысячи и тысячи канторов умеют безупречно и живо читать Тору. Но так, как читал ее святой рабби Иреле из Стрелиски, не сможет никто!
Святой рабби Шулем из Белза однажды на праздник Пятидесятницы был в Стрелиске. На этот праздник Господь Бог дал нам десять заповедей. И поэтому мы ежегодно в этот день читаем из Торы соответствующую главу. Реб Шулем был приглашен послушать, как читает его учитель.
И вдруг пред Шулемовым взором исчез пергамент, и Шулем узрел такую Тору, какой она была до сотворения мира: белый огонь на черном огне!