Девять врат. Таинства хасидов
Шрифт:
— О, прошу прощения, — извинился Иреле. — Я имел в виду совсем другое. Не еврейское слово «ки», а два древнееврейских«ки» из стиха Священного Писания: «Ибо о Господе радуется душа наша, ибона имя Его святое мы уповаем». Короче, древнееврейское «ки» означает «ибо»…
У Иреле во Львове родился сын. Он нарек его Шлоймеле в честь своего святого учителя. Реб Лейб Мимелес был кватером во время обрезания.
С тех пор богатый кватер стал заваливать семью Иреле подарками. И реб Иреле
Итак, в один прекрасный день сел Иреле с семьей в повозку и переехал в маленькое, бедненькое местечко Стрелиска, чтобы избавиться от даров богатого покровителя. Отсюда и благородный титул Иреле: рабби Иреле из Стрелиски.
Слава была так же противна Иреле, как и богатство. Он говорил: «Человеку лучше прыгнуть в раскаленную плавильную печь, чем стать знаменитым».
Хасиды в Стрелиске были так же бедны, как и их святой рабби Иреле. И все потому, что реб Иреле — впрочем, вам об этом уже известно — не хотел вымолить своим хасидам земное преуспеяние, хотя обычно так делают все другие цадики. Реб Иреле молился только за духовное благоденствие преданных ему людей.
Когда-то один святой, приехавший к нему поститься, упрекал его в этой причуде. И что сделал реб Иреле? Подозвал одного хасида, что как раз подвернулся ему под руку, и сказал: «Знай, что эта минута, которую я провожу здесь с моим гостем-цадиком, есть минута необыкновенной милости. Ты можешь загадать любое желание, и оно будет тотчас исполнено. Даже если ты пожелаешь стать самым богатым человеком на свете — все будет по воле твоей».
Хасид долго не раздумывал. «Ну что ж, я желаю, да поможет мне Бог, научиться читать молитву „Да будет хвала тому, Кто сказал: да будет свет, и стал свет…“ с такой же искренностью, с какой молитесь вы».
«Ну вот, — сказал Иреле гостю, — теперь вы видите, какого богатства хотят для себя мои хасиды!»
Но госпожа Фраде, жена Иреле, жалела бедных хасидов. Она по себе хорошо знала, что такое нужда.
— Помолись за них, чтобы им больше в жизни везло! — упрашивала она мужа.
— Так и быть, — вздохнул реб Иреле, — завтра будет у них то, что только они пожелают.
На другой день, когда хасиды дошли до слов утренней молитвы: «Богатство и слава приходят от Тебя, о Господи!» — подошел к ним святой рабби Иреле и сказал: «Кто хочет денег, пусть протянет руку и вытащит из моего кармана горсть дукатов!»
Но ни один из них руки не протянул.
Однако среди хасидов в Стрелиске был один богач. Звали его Вувче.
«Ах, Вувче, Вувче, я так люблю тебя, — как-то раз сказал ему реб Иреле. — Но я любил бы тебя еще больше, если бы ты был таким же бедным, как и мы все».
Вувче пришел в ужас. Он был до того избалован, что даже сущий пустяк, порвавшийся шнурок на ботинке, однажды причинил ему такое огорчение, что он не мог сосредоточиться на молитве. А что было бы, если бы у него торчали
Святого рабби Иреле из Стрелиски хасиды называли Сурефом, то есть Серафимом. Из Священного Писания мы знаем, кто такие серафимы. Их наглядно изобразили нам пророки Исаия (Йешаягу) и Иезекииль (Йехезкель). Согласно свидетельству серафимы — шестикрылые ангельские создания в четырех обличиях. Их тела — взвивающиеся языки пламени.
Как считают многие, это пламя, дескать, и стало причиной называть стрелиского святого Серафимом. В самом деле, он молился так пламенно, так огненно, что сполна заслужил титул огненного серафима.
Он говорил, что библейский герой Самсон взял с Неба силу и раздал ее всем слабым и упавшим духом, подавленным, какие будут во всех поколениях до скончания века, а царь Давид своими песнями взял с Неба восхищение и раздал его человечеству.
А он, святой рабби Иреле из Стрелиски, молитвой своей брал с Неба восхищение Давидово и силу Самсонову. Однако это не та причина, по которой мы называем Иреле Серафимом. Причина другая, куда более удивительная.
Расскажу вам о ней.
В одной деревне неподалеку от Стрелиски жил старенький хасид по имени Айзик. Айзик был хасидом не святого из Стрелиски, а святого Провидца из Люблина, к которому приходил Айзик что ни год на большие праздники.
И из вежливости по такому случаю всякий раз останавливался в Стрелиске.
Однажды по пути в Люблин он, по обыкновению, остановился в Стрелиске и заночевал вместе с остальными путниками в доме учения. Все спали. Спали на скамьях, на полу, и, как бывает после дороги, спали без задних ног. Только он, наш старый Айзик, не мог уснуть.
Время шло к полуночи, когда в дом учения вошел святой Стрелиский. Это стало у него уже привычкой — сходить проверить, не нуждаются ли в чем его гости.
Айзик лежал на полу среди спавших попутчиков, не издавая ни звука. Казалось, он тоже спит.
Но он не спал.
И то, что он увидел, было и впрямь удивительным.
Реб Иреле ходил по дому учения между спавшими, как когда-то Аарон ходил между живыми и мертвыми. Ходил легонько, так тихо, словно его святые ноги и пола не касались.
Ходит реб Иреле, ходит взад-вперед, а Айзик, лежа на полу, подсматривает за ним.
И ни на минуту не может отвести глаз от лица святого, ибо захвачен таинственным сиянием, которое озаряет его.
Реб Иреле поворачивается к нему спиной и снова идет по дому учения, но уже в обратную сторону.
Теперь Айзик видит лишь спину святого, и сердце его сжимается от жалости, что больше уже не увидеть ему сияния на лице святого. Но что это?! Хотя реб Иреле обращен к Айзику спиной, он, Айзик, все равно видит его лицо совершенно отчетливо. Точно так, как и раньше, когда реб Иреле был обращен к нему лицом.
Напрасно Айзик трет глаза. Видит то, что видит. В какую бы сторону ни шел Иреле — его святой лик виден всегда. О том, что было дано Айзику узнать ночью, он никому из попутчиков не сказал. Однако про себя решил — как придет в Люблин, поведает все Провидцу.