Девятая дочь великого Риши

Медведева Анастасия

– Вот почему вы так настойчиво расспрашивали меня о покровителе…

– Я был уверен, что вы понимаете, с кем путешествуете. Но потом понял, что это не так, и у меня появилось еще больше вопросов.

Хотел ли Чэн использовать меня, чтобы вернуться во дворец? Возможно, хотел. Но узнать об этом я смогу лишь тогда, когда поговорю с ним.

– Я удивлен, – неожиданно произносит Юнксу.

– Чем?

– Вы так спокойны.

– Многое встало на места после вашего рассказа. У меня появилось намного больше поводов для спокойствия, чем для переживаний.

– Вы мудры не по годам, кириса.

– Этой мудрости меня обучили двое мужчин: мой учитель и мой спутник, – медленно произношу я, затем

останавливаюсь и разворачиваюсь к хозяину дома. – Я немного замерзла… Пожалуй, разгоню кровь в купальне.

– Конечно, – кивает Юнксу.

Некоторое время я лежу в горячей воде. Дышу. Прочищаю сознание. Затем насухо вытираюсь, одеваюсь и иду по коридору, никуда не глядя. Останавливаюсь у комнаты Чэна.

Стучусь и вхожу, услышав приглашение.

Закрыв за собой дверь, смотрю на своего стража.

Понимая, что он знает, не спешу начинать разговор.

– Наверное, я должна задать вопрос… – наконец произношу я.

– Я отвечу на все ваши вопросы, – тут же звучат готовые слова.

– Но я и так знаю ответ. Я его чувствую, когда смотрю на тебя.

– Вы имеете право злиться, – говорит Чэн, сидя на краю кровати.

– Мне не на что злиться. Ты никогда не врал мне. Не говорил, кто ты. Не рассказывал о своих целях. Не обещал того, чего не сможешь дать.

– Кириса, прошу, отреагируйте как… нормальный человек, – неожиданно просит он, опустив голову. – Отругайте меня за то, что хотел вернуть свое положение, используя вашу беду. Обвините, что позволил себе то, чего нельзя было позволять…

– Это я позволила тебе поцеловать себя, – бесстрастно отвечаю я, глядя ему в глаза, – и это я позволила тебе вести меня во дворец, не зная твоих мотивов.

Оба довода перекрывали его так называемую вину. Сейчас мне понятно, почему он пытался держаться на расстоянии. И понятно, почему злился, когда проявлял слабость. Сам. И на себя.

– Нет. Все не так. Все неправильно. Перестаньте выгораживать меня! – вновь склонив голову и запустив руки в волосы, требует Чэн.

– Ты не допускал близости между нами, зная, что она навредит в первую очередь мне. Ты осознавал ценность моей чистоты, несмотря на собственные желания. Ты не обещал мне помощи во дворце, понимая, что наше знакомство не принесет мне большой выгоды… – Я замолкаю. – На самом деле сейчас меня интересует лишь одно.

– Спрашивайте…

– Скажи, каково тебе было смотреть на меня в летнем дворце? Ты знал, что остальным кирисам я сестра только по отцу. Видел, как они ко мне относятся… Должно быть, ты презирал меня?

– Я презирал вашу слабость. Вначале. Потом пришло спокойствие. И уже намного позже пришло принятие правды: я не в силах вам помочь. Я даже не знал, что хочу вам помочь до тех пор, пока эта помощь вам не потребовалась. Понял ли я, какую ошибку совершил, пока пребывал в летнем дворце в качестве вашего стража? Конечно, понял. Я понял и то, как сложно было моему брату осознавать свой статус сына наложницы. Я о многом успел подумать, пока следил за интригами дома кирис.

– Но кто… кто направил тебя туда? – спрашиваю я, сведя брови. – Я слышала, что ты был изгнан.

– Ваш отец.

Резко поднимаю голову, встречаясь с ним глазами.

– Однажды ко мне пришел посыльный и передал от великого Риши бумаги, по которым я мог устроиться стражем в любой дом. На тот момент я считался изгнанником и уже скрывал свое лицо. Я не знал, как ваш отец отыскал меня, и лишь потом понял, что в столице у него есть глаза повсюду… Вместе с бумагами посыльный принес записку, в которой мне предлагалось посетить летний дворец и выбрать себе в подопечные следующую Святую, которая, возможно, поможет мне вернуть

расположение отца. Особенно великий Риши просил присмотреться к младшей своей дочери. – Чэн замолкает и позволяет тени улыбки скользнуть по его губам. – Вы не представляете, каким потрясением для меня стало первое посещение дворца: я пробрался в него бесшумно и следил за тем, что происходит внутри. Первой моей реакцией на вас было отвращение и неприятие. Я не понимал, зачем защищать такое жалкое создание. Ни воспитанием, ни даром, ни какими-то перспективами от вас и не пахло… А потом я осознал иронию: у вас совсем не было власти, ваш голос ничего не значил, и, самое смешное, вы даже не знали почему, но принимали это со смирением… Мне предлагали искупить вину. И я согласился на искупление. Первый год внутри меня бушевала ярость. Но со временем я проникся сочувствием к вам. Сколько попыток убить вас я пресек… – Он невесело усмехается. – И вскоре я направил свою ярость на ваших сестер. Думал ли я лишь о том, чтобы помочь вам, с самого начала нашего путешествия? Конечно, нет. Мной все еще владели корыстные помыслы. Но первое же столкновение с опасностью, ваши первые реакции на несправедливость… ваша сила и ваша внутренняя чистота завоевали мое сердце. И мне стало все сложнее напоминать себе, что вы – дочь великого Риши, а я – изгнанный принц. Мне стало все сложнее представлять конечную цель пути… Ваш учитель чувствовал, какая борьба идет во мне, поэтому решил оградить вас от меня. И вновь поначалу я был зол на это, а потом принял как данность: нам нельзя быть вместе. И я научился жить без вас. А когда срок вашего обучения подошел к концу, я решил закрепить эту пропасть между нами и отталкивал вас всякий раз, когда вы стремились приблизиться. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я сделал этот выбор. И простите, что скрыл от вас правду… Я все еще нуждаюсь в вашей помощи. И все еще хочу довести вас до дворца. Но могу сказать честно: во мне больше не осталось желания занять трон или воевать с братом. Все, чего я хочу, – это прийти во дворец и раскаяться в своем поступке, совершенном по глупости.

Гляжу ему в глаза:

– Ты не хочешь вернуть себе титул принца?

– Раньше хотел. Теперь не уверен… Но я знаю, что ваше место там. Рядом с будущим правителем. Рядом с вашим отцом. Двор нуждается в вас, кириса, как в глотке свежего воздуха: это гнилое место, где крайне сложно сохранить свои суждения и при этом остаться даже в хрупком нейтралитете относительно других сторон.

– Я никогда не стремилась во дворец правителя. Мне необходима поддержка отца, не более.

– А если он попросит остаться подле него?

– Фуа будет подле него. Мне во дворце места нет.

– Кириса…

– Чэн, правильно ли я поняла, что ты признаешь, что неравнодушен ко мне? – перебиваю его.

– Мои чувства никуда нас не приведут. Как только мы прибудем во дворец, нас разделит пропасть из титулов и приличий.

– Это будет потом. А сейчас, здесь, в этом доме мы лишь странствующая девушка и юноша, охраняющий ее жизнь.

– И что вам дает это «здесь и сейчас»?

– Это дает мне полную свободу выбора. Личного выбора, который я могу сделать только здесь.

По его лицу было ясно, что он не понимает, о чем я говорю.

Тогда я развязала узел на поясе и позволила юбке спуститься на пол.

– Кириса… – нервно произносит Чэн, догадавшись, что я собираюсь сделать.

Его руки на перине сжимаются в кулаки, а взгляд становится сосредоточенным и предупреждающим.

– Это мой выбор. Ты можешь принять его. А можешь не принять. Но предложить его я имею право.

Я испытываю столько эмоций одновременно… Но четко осознаю лишь одно: я хочу почувствовать, каково это – быть женщиной в руках этого мужчины.