Девятнадцать минут
Шрифт:
Лейси думала о тех маленьких пальчиках, о прощании. Она повернулась к Питеру.
– Прости меня, – одними губами сказала она. А затем закрыла лицо руками и заплакала.
Как только судья объявил перерыв и все присяжные вышли, Джордан подошел к судье Вагнеру.
– Ваша честь, защита просит слова, – сказал он. – Мы хотим заявить о нарушении процедуры судебного разбирательства.
Даже стоя спиной к Диане, он почувствовал, как она закатила глаза.
– Очень удобно.
– Хорошо, мистер МакАфи, – сказал судья, – на каком основании?
«Но
– Ваша честь, имело место очень эмоциональное выражение чувств со стороны отца одной из жертв в присутствии присяжных. Невозможно, чтобы они не обратили внимания на эти слова, и нет инструкций, которые можно им дать, чтобы нейтрализовать произведенный эффект.
– Это все, адвокат?
– Нет, – сказал Джордан. – Прежде всего, присяжные могли не знать, что в зале присутствуют члены семей пострадавших. Теперь они об этом знают, а еще знают о том, что эти самые люди следят за каждым их движением. Это огромное давление для присяжного, участвующего в таком эмоциональном и публичном процессе. Разве они могут игнорировать ожидания этих людей и делать свою работу честно и объективно?
– Вы издеваетесь? – спросила Диана. – А кто же, по мнению присяжных, сидел в зале? Зеваки? Естественно, в зале полно людей, которых это непосредственно касается. Поэтому они и здесь.
Судья Вагнер поднял глаза.
– Мистер МакАфи, я не буду объявлять о нарушении процедуры судебного разбирательства. Мне понятно ваше беспокойство, но думаю, я могу передать ваши слова присяжным вместе с предписанием не обращать внимания на любые проявления чувств в зале суда. Каждый, участвующий в этом процессе, понимает, что эмоции на пределе и что люди не всегда смогут себя контролировать. Тем не менее, я также предупрежу присутствующих в зале соблюдать порядок, в противном случае закрою процесс для посторонних.
Джордан вздохнул.
– Пожалуйста, отметьте, что я отзываю свое заявление, Ваша честь.
– Конечно, мистер МакАфи, – сказал он. – Увидимся через пятнадцать минут.
Когда судья ушел в свой кабинет, Джордан направился обратно к столу защиты, пытаясь придумать какое-то чудо, способное спасти Питера. Но Джордан забыл неписаный закон: что бы ни сказал доктор Ва, насколько четко ни объяснил бы, что такое ПТСР, как бы присяжные не прониклись чувствами Питера, им всегда будет больше жаль пострадавших.
Диана улыбнулась ему, выходя из зала.
– Хорошая попытка, – сказала она.
Больше всего в здании суда Селена любила комнатку, спрятанную за кладовкой уборщицы, где хранились старые карты. Она понятия не имела, почему они лежат здесь, а не в библиотеке, но ей нравилось иногда прятаться среди них, когда она уставала смотреть, как Джордан с важным видом расхаживает перед присяжными. Она заходила сюда несколько раз во время этого судебного процесса, чтобы покормить Сэма, когда его не с кем было оставить. Сейчас же она привела в свой рай Лейси и усадила ее перед картой мира, в центре которой находилось южное полушарие. Австралия была фиолетового цвета, а Новая Зеландия – зеленого. Это была любимая карта Селены. Ей нравились нарисованные на морях красные драконы и грозовые
Лейси Хьютон не переставала плакать, и Селена понимала, она должна выплакаться, иначе перекрестный допрос станет катастрофой. Она села рядом с Лейси.
– Может, вам чего-нибудь принести? Бульон? Кофе?
Лейси отрицательно покачала головой и вытерла нос салфеткой.
– Я ничего не могу сделать, чтобы его спасти.
– Это работа Джордана, – сказала Селена, хотя, честного говоря, ей трудно было представить сценарий развития событий в котором Питеру не грозил бы серьезный срок лишения свободы. Она лихорадочно соображала, что еще можно сказать или сделать, чтобы успокоить Лейси, и в этот момент Сэм протянул руку и дернул ее за одну из косичек.
«Есть!»
– Лейси, – сказала Селена. – Подержите его, пожалуйста, мне нужно кое-что взять в сумке.
Лейси подняла на нее глаза.
– А вы… вы не против?
Селена покачала головой и пересадила Сэма к ней на колени. Сэм уставился на Лейси, старательно пытаясь впихнуть свой кулачок в рот.
– Га, – сказал он.
На лице Лейси появилась тень улыбки.
– Маленький человечек, – прошептала она и придвинула малыша, чтобы можно было его крепче обнять.
– Вы… позволите?
Селена обернулась и увидела, как дверь со скрипом распахнулась, и в комнатку заглянуло лицо Алекс Корниер. Она сразу же встала.
– Ваша честь, вам сюда нельзя…
– Пусть заходит, – сказала Лейси.
Селена отошла, пропуская судью. Та вошла и села рядом с Лейси. Поставив пластиковый стаканчик на стол, она протянула руку и слегка улыбнулась, когда Сэм ухватился за ее мизинец и потянул.
– Кофе здесь ужасный, но я все равно тебе принесла.
– Спасибо.
Селена осторожно передвинулась за стеллаж с картами, пока не оказалась за спиной этих женщин, наблюдая за ними с таким же удивлением, как если бы увидела львицу, которая ласково обняла антилопу, вместо того чтобы съесть.
– Ты хорошо держалась, – сказала судья.
Лейси покачала головой.
– Недостаточно хорошо.
– Все равно, она не будет тебя долго спрашивать на перекрестном допросе.
Лейси прижала малыша к своей груди и погладила по головке.
– Мне кажется, я не смогу туда вернуться, – сказал она, и ее голос дрогнул.
– Ты можешь, и сделаешь это, – сказала судья. – Потому что это нужно Питеру.
– Его все ненавидят. Меня ненавидят.
Судья Корниер положила Лейси руку на плечо.
– Не все, – сказала она. – Когда мы вернемся, я сяду в первом ряду. Тебе не придется смотреть на прокурора. Просто смотри на меня.
У Селены отвисла челюсть. Часто, когда речь идет о слабонервных свидетелях или о маленьких детях, в первом ряду сажают человека, на котором можно сфокусировать внимание, чтобы не было так страшно. Чтобы дать им ощущение, что среди всей толпы у них есть по крайней мере один друг.
Сэм нашел свой большой палец, начал его сосать и уснул у Лейси на груди. Селена смотрела, как Алекс протянула руку и погладила пушистые волосики ее сына.