Дезертир флота
Шрифт:
Лодку на реке заслонили кусты. За двумя мокрыми телами по берегу протянулся влажный след. Квазимодо бросил пленницу. Стоя на коленях, леди Атра сжигала варвара взглядом. За время борьбы жалкие остатки ее одежды окончательно превратились в несколько тряпочных веревочек, обвивающих талию и бедра. Качнув налитой безупречной грудью, леди Атра страстно замычала.
– Да мне плевать, что ты обо мне думаешь, – пробормотал вор, пытаясь вложить клинок кукри в ножны. Жутко хотелось ударить пленницу ногой, опрокинуть на поросший травой песок,
Квазимодо никогда не испытывал такой яростной, слившейся воедино с вожделением ненависти.
На поляну выскочила Теа. Промелькнула легкой бесшумной тенью, с ходу ударила пленницу ногой в бок. Леди Атра повалилась на траву. Удары нарядных, хотя и слегка потерявших в последнее время свой шик сапог глухо отдавались в ушах вора. Худые ноги Теа бесновались в безжалостном танце. Пленница корчилась и мычала. Нужно было это прекратить, но Квазимодо торчал столбом. Ему самому невыносимо хотелось пнуть голое, облепленное песком, но все равно лакомое тело.
– Теа, не нужно, – пробормотал он.
Рыжая, ничего не слыша, продолжала мстительный танец. Девчонку переполняло дикое возбуждение, и вор чувствовал его как собственное. Со стороны удары плетенных из ремней сапожек казались изощренной лаской.
– Сумасшедшие! – На полянку выскочил фуа. Оттолкнул рыжую, заслонил собою корчащееся на траве тело. – Что вы делаете?!
Теа дико посмотрела на ныряльщика. Ее рука неуловимым движением выхватила кинжал. Фуа взялся за рукоять своего ножа.
– Так нельзя! Вы не можете ее бить! Это недостойно.
Рыжая зарычала. Фуа напрягся, но его нож пока остался в ножнах.
– Теа, брось сталь, – прохрипел Квазимодо. Он не был уверен, что девчонка вообще его слышит, а тем более понимает, но тонкие пальцы разжались, дорогой кинжал упал на траву.
– Ее нельзя бить, – сказал ныряльщик. – Она леди, она прекрасна. Как вы не понимаете – она настоящее чудо!
Рыжая выглядела совершенно безумной. Пальцы ее скрючила невыносимая ненависть, казалось, когти стали длиннее.
– Она прекрасна. Она – как звезда на ночном небе. Ее нельзя трогать. Ее можно только любить. Ее имя… Атра – как прохладная волна на песке в полночь… – продолжал лепетать фуа.
Квазимодо увидел другое безумие. Как можно чудовище и любовь ставить рядом? Ныр тоже спятил. И ты сам болен – теперь ненависть и вожделение никогда не будут жить в тебе врозь.
– …Ее глаза – синь над вечерним океаном. Кожа нежнее белой пены на рассвете. Как вы жестоки и слепы – разве можно этого не видеть? Я отдал бы все за поцелуй ее ног, – с отчаянием шептал ныряльщик.
Богиня его грез с трудом поднялась на колени. Спутанные кудри, песок и пятна побоев, начинающие багроветь на ребрах, ее почти не портили. В пронзительно синих глазах сияло торжество. А соски обнаженной груди выдавали возбуждение.
– Она чиста как роса. Ей можно только поклоняться. Ее желания просты, как у слабого дитя… – лепетал
– Заткнись, – прохрипел вор. – Заткнись, Ныр…
– Она лучшее, что встретилось мне в жизни, – опьяненно шептал фуа.
Теа издала отчаянный звук, зажала себе рот, но ее все равно вырвало с такой силой, что брызги окропили ближайший куст. Рыжая девчонка упала на колени.
– Ныр, – безнадежно воззвал вор.
Фуа ошеломленно замолчал, но было уже поздно. Квазимодо хотелось закрыть глаза и зажать уши, но сделать этого было невозможно. Мешал бесполезный клинок в руке. Как же все невыносимо! Рыжая жалобно тявкнула, выплеснула еще порцию завтрака. Желудок вора подскочил к горлу, и Квазимодо не выдержал сам.
Рыбы на завтрак досталось немного, и вышла она быстро. Стало легче. Квазимодо тупо смотрел на лужицу у своих ног. Рядом присел фуа, из сложенных ковшиком ладоней капала речная вода.
Квазимодо помотал головой:
– Мы сами… уберем здесь. Уведи ее куда-нибудь. – Вор ткнул рукой, стараясь не смотреть на скорчившуюся на коленях леди Атру.
Новообращенный раб увел связанную гадюку-хозяйку. Квазимодо было все равно, что с ними обоими будет дальше. Пусть хоть прямиком в замок отправляются. В животе болталась звенящая пустота, но это было даже приятно по сравнению со вкусом во рту. Зато возбуждение, так долго таящееся в теле, мучавшее хуже червя-паразита, тоже ушло. Вор наконец вложил дрожащими пальцами в ножны кукри.
Теа лежала на боку, обхватив руками живот. Квазимодо присел на корточки:
– Пойдем, умыться нужно.
– Не могу, – едва слышно прошептала девчонка.
– Можешь. – Вор обхватил ее за узкие плечи, посадил. – Давай, рыжая. Бывает хуже.
– Там родник есть, – пробормотала Теа. – Но сначала нужно…
– Сначала уберем, – согласился Квазимодо. – Давай…
Сломанными в глубине зарослей ветвями замели остатки извергнутого завтрака и следы ног. Девчонка двигалась почти нормально.
– Все равно заметно. Уходить нужно, – слабо сказала она.
– Конечно. – Вор критически оглядел поляну. – Чего это ты так нажралась?
– Двух клинтухов [45] поймала. Еще вечером. Рыбы мне мало.
– Понятно. Где твой родник?
В животе хлюпало, как в трюме готовящегося затонуть драккара. Квазимодо с тревогой потрогал себя над поясом штанов – столько пить совсем не полагалось. Водой, хоть и вкусной, сыт не будешь.
Рыжая сидела на песчаном пятачке возле родника, держала себя за голову. На лицо возвращался нормальный цвет, бесчисленные веснушки тускнели.
45
Клинтух – птица семейства голубей.