Дежа вю
Шрифт:
— Не могу, — спокойно ответил Олег, — мы едем в одном купе, и тут кроме тебя никого нет.
— Сходи в ресторан, — посоветовала она.
— Прекрати перебивать меня! — внезапно психанул он. — Что за привычка?!
— Нормальная привычка! Я не желаю тебя слушать, разве непонятно? Отойди от меня! Здесь полно места, вовсе необязательно тереться об мою грудь!
— Чего, чего?! — Он задохнулся от гнева и подавился смущением, потому что она почти угадала, — стоять так было приятнее, чем на расстоянии метра. —
Тина онемела от такой беспардонности.
— Хам! — высказалась она, когда к ней вернулась речь, и резко встала, врезавшись лбом в его подбородок.
Морозов схватился за челюсть.
— Ты мне зубы вышибла!
— До свадьбы заживет, — пообещала Тина и, как щенка, потрепав его по макушке, вышла из купе.
Прожить пару суток в тамбуре вместо комфортного СВ выглядело не слишком заманчиво, но это был единственный выход. В противном случае, пожалуй, они загрызут друг друга к вечеру. Да нет, уже вечер, поняла она, покосившись в окно. Там темнел мрак, и только по грохоту колес можно было догадаться, что поезд продолжает путь. Давай, давай, миленький, поторопила она, скорей в Москву!
Может быть, самой податься в ресторан? Свести знакомство с какой-нибудь скучающей дамой и набиться в подружки-соседки?
Можно еще проще — подцепить мужика, уж его-то не придется уговаривать оставить ее на ночь у себя.
Общение с Морозовым явно развращает тебя, подвела итог Тина. Хлопнула дверь, и человек, так тлетворно влияющий на нее, спросил с деланным ужасом:
— Ты террористка?
— Что? — изумилась Тина.
— В твоем чемоданчике что-то тикает, — сделав страшные глаза, сообщил Морозов. — Я решил, бомба.
— Клоун, — проскрежетала Тина, срываясь с места, — не можешь по-человечески сказать, что телефон звонит?
На том конце провода оказалась мама.
— Я не знаю, что с ней делать, — выпалила она, не здороваясь, — это ужас какой-то, ревет и ревет!
Ясненько. У Вероники очередная любовная трагедия.
— Мам, ну сходите в «Снежную Королеву», что ли, или в «Арбат-Престиж». Пусть купит себе чего-нибудь и успокоится.
— Какое там! — вздохнула мама. — Плачет вон, страшная, говорит, только если пластику делать, а так — никакие наряды не помогают. Вот ты мне скажи, что за дура выросла?
Девке почти тридцатник. Льет слезы из-за какого-то мужика и собирается идти на пластическую операцию!
Тина почувствовала, как в ней поднимается привычная волна возмущения.
— Мама, не принимай ты близко к сердцу, а?
— Да как же! Вы же детки мои, за вас душа болит, только за вас! Ой, Тиночка, может, ты ее на работу все-таки пристроишь, а? Хоть при деле будет. А что там у тебя за грохот? — вдруг насторожилась мать. — Ты что, на стройке?
Ну, вот и ее судьбой заинтересовались.
— Я
— Нет, я буду волноваться! — упрямо заявила мать. — И у меня подскочит давление!
С годами мама научилась страдать на публике и требовала к себе внимания еще большего, чем Вероника. Вообще, с ролью обеспеченной, скучающей домохозяйки она справлялась на все двести процентов.
— Мам, перестань!
В этот момент Морозову надоело проявлять деликатность, и он, для порядка побарабанив в дверь, решительно вошел.
Тина послала ему пламенный взгляд, в котором отчетливо читалось возмущение.
В ответ Олег только пожал плечами и со скучающим видом завалился на полку.
— Доченька, а ты чего так далеко поехала-то? Вот никогда ты матери ничего не рассказываешь!
— Мам, хватит!
Морозов делал вид, что читает газету, и поверх страниц кидал на Тину нетерпеливые взгляды.
Она продолжала выслушивать бухтение на том конце провода еще минут десять, а потом не выдержала:
— Хватит, мам! Дай мне Сашку! И Ксюшу! Я соскучилась!
— А нечего ездить за тридевять земель, и скучать не будешь! — злорадно высказалась мать, и тут же всхлипнула жалостливо: — Оставила деток…
— Мама!
— Да на, на!
Через минуту в ухо понеслось нечто неразборчивое, прерываемое смачным чавканьем, и Тина забыла, что в купе еще кто-то есть, и забыла, что это Морозов, и вообще обо всем забыла.
— Ксюшка, давай прожуй, и начни все сначала, — весело скомандовала она.
Только Ксюша умеет так бесподобно чавкать. Сашка за едой имеет вид глубокомысленный и аккуратный и свысока поглядывает на сестру, которую Тина так и не научила вести себя за столом.
— Ну, мам! Давай не сначала, я тебе уже устала повторять, — копируя бабушкино брюзжание, заявила дочь, — я тебе лучше про котеночка расскажу, хочешь?
— Про какого котеночка? — насторожилась Тина. У Ефимыча была аллергия, так что животные в дом не допускались. Хотя Тина сама мечтала о кошке. Гладкой, надменной красавице со сверкающим изумрудным взглядом.
— Я его под кроватью держу, — прошептала между тем Ксюшка, даже перестав чавкать, и пообещала снисходительно: — Приедешь, покажу.
— Папа тебе голову оторвет, — предупредила Тина.
— Да он не узнает, — легкомысленно отмахнулась дочь, — он же мне под кровать не полезет, полы-то бабушка моет, а она — старая и ничего ни видит.
Тина прыснула, напрасно убеждая себя, что нужно немедленно взяться за воспитание ребенка, иначе будет поздно.
— А как же Сашка? — заговорщицким тоном спросила она вместо этого. — Он тебя не выдаст?
— У меня все схвачено! — важно заявила дочь. — Сашка получил мою коллекцию машинок и будет молчать!