Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному
Шрифт:
«Эге! — возразят нам — Яков-то корону надел лишь в 1603-м, а Шекспир поднялся как раз в предыдущие девять лет!». Всё верно. Как верно и то, что до Якова «Слуги Его Величества» звались «Слугами лорда-камергера» — соответственно, лорда-камергера Ее Величества Елизаветы I, известного мецената сэра Генри Хендсона. А параллельно Уилл Шекспир водил тесную и — кто бы сомневался — не слишком бескорыстную дружбу с богатеньким графом Генрихом Ризли Саутгемптоном, которому благоразумно посвятил обе поэмы, с которых как поэт и начался. Не подумайте плохого, мы же не в упрек — мы всего лишь факт фиксируем. Ну, это как если бы чеховская «Чайка» была опубликована
Вот и выходит, что залогом прижизненного успеха драматурга Уильяма Шекспира, при всем нашем уважении к его вселенского размаха таланту, были задушевные отношения с вполне конкретным графом, симпатии со стороны упомянутого камергера и, наконец патронаж означенного короля. Поведенческая стратегия персонажа налицо, ее результат — в истории…
Ну, правда же: завидный взлёт.
Не окончивший университета, в отличие от именитых предшественников Марло и Грина (между прочим, нет достоверных сведений даже о получении Шекспиром среднего образования), он делал первые шаги в драматургии как доработчик их пьес. Во всяком случае великий — до Шекспира — и поносивший Шекспира до самой смерти (в числе прочего за его принадлежность к цеху актеров, что, сами понимаете, высокообразованному литератору совсем не личило) магистр искусств Роберт ГРИН открыто возмущался на сей счет: недоучка меня, Грина, правит!..
Любопытен и другой выпад мэтра в адрес «выскочки»: «В былые дни, когда актерам жилось на свете трудно, он носил за спиной свой узелок; теперь он владеет гардеробом стоимостью более двухсот фунтов и выглядит как состоятельный джентльмен». И даже если насчет гардероба в двести фунтов некоторое преувеличение, отчетливо слышны нотки зависти-ненависти к невежественному (с точки зрения Грина) конкуренту, сумевшему так скоро добиться столь головокружительного признания (и достатка!) исключительно за счет попадания в счастливый, а лучше сказать — четко выстроенный фавор.
К слову: именно упомянутый граф числится одним из наиболее вероятных адресатов первого цикла шекспировых сонетов, в которых иным бессовестными исследователями углядывается неприкрыто гомосексуальный подтекст… Не на чём не настаиваем и даже не акцентируем, но в подлиннике многие из этих обращений к другу звучат куда фривольней, нежели в переводах товарища Маршака…
Ну и последний штришок.
С драматургией Шекспир завязал — если хотите, считайте это совпадением — тютелька в тютельку вскоре после того, как в труппу были приглашены два новых, молодых и весьма остроумных автора-аристократа Флетчер с Бомонтом. Целый ряд современников счёл такую ротацию вполне оправданной, утверждая, что «Шекспир был скучен» по сравнению с ними. Время рассудило иначе, но ведь на то оно и время…
Надо полагать данной кадровой загогулины не произошло бы без санкции непосредственного куратора театра — короля. Исписавшегося, как, наверное, показалось эстетствующему монарху сочинителя элементарно ушли на пенсию. И успевший к тому времени порядочно обеспечить себя и потомков Шекспир тихо-мирно уехал на родину: варить эль на продажу и попивать его вечерами с соседями из любимой глиняной полупинтовой кружки…
А шибко грамотный Грин умер на постоялом дворе, не оставив ни гроша даже на собственные похороны…
Современник Шекспира Фрэнсис БЭКОН прославился как автор «Опытов» и опубликованной уже после его смерти «Новой Атлантиды» (в авторстве которой
И был суд. И лорда Бэкона погнали с должности, а заодно и из лордов. И, приговорив к 40 тысячам фунтов штрафа, заключили в Тауэр…
Правда, спустя пару дней монарх смилостивился, и олигарха выпустили. Потом и штраф отменили и даже дезавуировали давешний запрет на службу в госструктурах. Больше того — жертве инсинуаций вернули право являться ко двору и обещали место в следующей палате лордов. Но мы-то с вами прекрасно понимаем, чего стоят сказочные истории про злостно оболганных премьеров-бессребреников…
И разве не из чувства благодарности посвятил Бэкон свой «Новый Органон» заступнику-королю, который, оказывается, напоминал ему мудреца Соломона? Тронутый подношением Яков тут же назначил автору пенсию в 1200 фунтов, которая, правда, увеличила годовой доход привыкшего к излишествам мыслителя всего на десять процентов…
А вот еще пример монаршьей щедрости…
По факту Бородинской битвы КУТУЗОВ рапортовал государю: «Ваше императорское величество изволите согласиться, что после кровопролитнейшего и пятнадцать часов продолжавшегося сражения, наша и неприятельская армия не могли не расстроиться, и за потерею, сей день сделанною, позиция, прежде занимаемая, естественно стала обширнее и войскам несовместною, а потому, когда речь идет не о славе выигранных только баталий, но вся цель будучи устремлена на истребление французской армии, я взял намерение отступить шесть верст, что будет за Можайском».
Люди сведущие разъяснили государю, что эта ничья многих побед стоит, и отступившему главнокомандующему тут же была выписана премия в размере 100 тысяч рублей. Что в переводе на нынешние деньги равнялось бы двум приблизительно Нобелевским премиям (к слову: умирающему Багратиону было пожаловано пятьдесят тысяч). А после смерти Михаила Илларионовича царь не только сохранил за вдовой полководца его полное содержание, но и распорядился выдать на погашение долгов семьи покойного еще 300 тысяч…
Все расходы на погребение ЧАЙКОВСКОГО император Александр III повелел покрыть «из Собственных сумм Его Величества». Совсем как дедушка когда-то схоронил Пушкина. А Мусоргский, напомним, скончался на грязной койке в солдатской палате Николаевского госпиталя… Ценил, то есть, царь Петра Ильича, потому как не принятый шестым в «Могучую кучку» Петр Ильич… И тут, наверное, необходимо немного развить мысль.
Отношения Петра Ильича с членами Балакиревского кружка складывались сложно. Считается, что отношения эти были зеброобразны. Ряд музыкальных историков сообщает, что в отдельные периоды Чайковский был даже в известном смысле дружен с Балакиревым и Римским-Корсаковым. Однако внутри содружества места не имел никогда.