Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному
Шрифт:
А уже после отхода от писательских дел, в 1613-м, наш герой объявился в Лондоне и, как указывается, обзавелся домом, стоимостью в 140 фунтов (причем больше половины внес сразу, наличными). А это достаточно большие деньги. Это четырнадцать, грубо говоря, «Гамлетов» — чуть ли не половина всего, заработанного им на пьесах.
Известно, что в доме том свежеиспеченный владелец никогда не жил. Купил, сдал внаем и назад, в Стратфорд. То есть, попросту вложил денежки в недвижимость, которая, как известно, никогда не дешевеет. То есть, было, что пенсионеру вкладывать. Откуда, спрашивается, средства?
Да очень просто: дело в
Уильям получил за эту, извините, шабашку не то 44, не то 54 шиллинга (разночтение не наше — первоисточников). Что равняется примерно двум с половиной фунтам. То есть, за пару строк наш креативщик срубил ровно четверть того, что принес ему упомянутый «Гамлет» (давайте уж дальше всё с ним ровнять). Неплохо, правда? Столько же выплатили «за то, что он эмблему нарисовал» и Бербеджу — тот был не только успешным актером, но и прекрасным художником.
И надо полагать, этот случай не единственный…
Быть может, вас немного огорчит, но, похоже, наш герой любил делать деньги куда больше, чем пьесы сочинять. Так, например, летом 1605-го, на пике своего творческого успеха — как раз «Лира» закончив — он приобрел за 440 фунтов стерлингов право взимать половину «десятипроцентного налога на пшеницу, зерно, солому и сено» в трех близлежащих селениях — Старом Стратфорде, Уэлкомбе и Бишоптоне. А заодно и половину небольшого 10 %-го налога со всего стратфордского прихода…
А 440 фунтов — это 44 «Гамлета», чтобы вы не забыли!
И вдвое больше заработанного им к тому моменту в качестве драматурга. Поэтому убеждайте нас в чем угодно, но очевиднее очевидного: в отличие от подавляющей части персонажей этой книги г-н Шекспир был человеком сугубо хватким и год от года лишь богател. Неопровержимым подтверждением чему является сохранившееся, слава богу, его предсмертное завещание. А это, между прочим, документ, каждый листок которого подписан лично Шекспиром. Хотя бы и дрожащей уже рукой…
И в отличие от госпожи Эйнштейн, госпожа Шекспир могла бы с гордостью сказать: «Мой муж гений, и он умеет всё — особенно зарабатывать деньги!».
Правда тут всплывает забавный конфуз: нет ни одной биографии Шекспира, составители которых не откликнулись бы издевкой на один из пунктов упомянутого завещания. А именно: «Сим завещаю своей жене вторую по качеству кровать со всеми принадлежностями (то есть драпировками, пологом, постельным бельем etc.)».
Исследователи же поосведомленней разъясняют, что «вторая кровать» досталась 60-летней (или что-то около того) Энн как СУПРУЖЕСКОЕ ложе. Чем Уильям подчеркнул вовсе не небрежение к половине, а, скорее, лишний раз напомнил об их привязанности друг к другу. Первые «по качеству» кровати, считавшиеся тогда предметами фамильной ценности и передававшиеся по наследству, во времена Шекспира обычно использовали как гостевые. И «наилучшая» из кроватей досталась
И только затем, чтобы продемонстрировать уровень благосостояния драматурга, воспроизведем кусок завещания, дающий наглядное представление о том, что именно из нажитого служением Мельпомене перешло той весной в руки старшей дочери и ее семьи. «Дом Нью-Плейс, в котором я обитаю, и два дома с хозяйственными пристройками или жилища с необходимыми принадлежностями на Хенли-стрит в пределах вышеупомянутого города Стратфорд; и все мои амбары, конюшни, фруктовые сады, палисадники, земли, строения и прочее имущество, подлежащее наследованию, находящееся в пределах городов, деревушек, поселков и местностей Стратфорда-на-Эйвоне, Старого Стратфорда, Бишоптона и Уэлкомба или в любом другом месте упомянутого графства Уорикшир; а также весь тот дом с постройками или помещениями, с необходимыми принадлежностями, где проживает Джон Робинсон и который расположен… в Блэкфрайарзе в Лондоне вблизи от Уордроба; и все прочие мои земли, жилища и имущество, подлежащие наследованию»… Четыре дома. Да с постройками! Так что не будем уж насчет «второй кровати»…
150 фунтов (чуть больше покупной цены Лондонского жилища) он завещал Джудит. Правда, под условие, что та откажется от одного из «земельных владений». Ей же причиталось и еще 150 — три года спустя, если доживет. Вернее, ей или ее наследникам, если сумеет таковыми обзавестись. Досталась младшей дочке также «большая чаша из позолоченного серебра».
20 фунтов, всю свою одежду и «право проживать в западном крыле дома на Хентли-Стрит за номинальную годовую плату в 12 пенсов» Шекспир завещал сестре Джоан. Трем ее сыновьям (имени младшего он так и не вспомнил) — по 5 фунтов. Всю посуду за исключением упомянутой чаши распорядился отдать восьмилетней внучке Элизабет Холл.
10 фунтов завещал беднякам Стратфорда. Что само по себе было нормой, но вот размер милостыни существенно превышал ожидания голодранцев (папаша Уильяма, к примеру, мужчина, как говорилось уже, преуспевающий — осчастливил сирых земляков впятеро меньшей суммой).
Просто наш покойный мог себе такое позволить.
И тут просто невозможно не завершить рассказа о финансовых успехах автора «Ромео и Джульетты» выводом, которого не спрятать за рассуждения о его нечеловеческом даре непревзойденного мастера драматической интриги и сценического слога: Вильям наш Шекспир в немалой степени процветал благодаря тому, что числился одним из первых «Слуг Его Величества».
Театров об ту пору в Англии хватало. Драматургов, между прочим, тоже. Но статус первого среди них наш герой обрел не столетия спустя, а непосредственно в пору творения, и не по воле благодарных потомков, а в точном соответствии с должностным положением штатного сочинителя ПЕРВОЙ труппы королевства. Прозванный современниками «королем-поэтом» и «ученейшим дураком» Яков I Стюарт не просто лично покровительствовал Шекспиру сотоварищи — он уравнял их в статусе со своими камердинерами. «Слуги Его Величества» пользовались приоритетным (читай исключительным) правом выступлений при дворе и соответствующим же уровнем оплаты.