Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному
Шрифт:
«Искусство — долго, жизнь — коротка, и мы должны терпеливо ждать, пытаясь продать свою шкуру подороже». Это цитата из Винсента Ван Гога плохо коррелируется с образом безумного бессребреника, сидевшего на черном хлебе и кофе и писавшего порывно и от наития. Образ одержимого святого был вероломно сконструирован и изложен в ПЕРВОЙ книге о нашем герое под названием «Винсент» (с подзаголовком «Роман о Богоискателе») немецким галеристом Мейер-Грефе и оказался до того оригинальным и подкупающим, что его моментально растиражировали и увековечили. Проникшись трогательностью этого образа, Ирвинг Шоу разродился в 1934-м бестселлером «Жажда жизни», а Винсент
С этой, собственно, целью и сочинял рекламный портрет уникального товарного гения Мейер-Грефе: приобретя по случаю знаменитую теперь, но никакую тогда «Влюбленную пару», он сообразил, что навариться на ней будет проще с шокирующей биографией подмышкой. Садясь за жизнеописание Ван Гога, он даже предположить не мог, что пару лет спустя станет видным вангоговедом и авторитетнейшим экспертом по его творчеству, в буквальном смысле слова раздающим (продающим, конечно) лицензии на организацию подпольных фабрик дорогих фальшивок…
Что же касается душевной болезни Ван Гога, она, конечно, имела место. В противном случае он ни за что не застрелил бы себя на самом взлете признания. Впрочем, не так давно появилась и другая версия гибели: «Ван Гог был подстрелен одним из подростков, которые регулярно составляли ему компанию в питейных заведениях».
А чего вы хотите — такой уж персонаж: вся жизнь сплошные мифы и смерть вот, похоже, тоже…
Не перенесший потрясения (и предательства) Тео не ушел бы спустя полгода вслед за братом. Их планы осуществились бы (скорее всего) еще к середине 90-х, и, превратившись в раскрученный брэнд в сорок с чем-нибудь лет Ван Гог еще при жизни вкусил бы плоды главной своей мечты — «продать шкуру подороже»…
ГОГЕНУ светила жизнь миллионера: он должен был получить четверть наследства престарелого сожителя своей матушки (они обитали тогда в далеком Перу). Но когда дон Пио помер, родственники осмелели и выперли ненавистную потаскуху с мальчишкой вон практически ни с чем. Пришлось возвращаться в Европу…
Юный Поль пошел в матросы, дослужился до лейтенанта, списался на берег и, устроившись на службу, тринадцать лет вел размеренную жизнь благополучного биржевого маклера. Свой особнячок, своя карета, приличный банковский счет. А в 35 он бросил датчанку-жену с пятерыми детишками и ударился в живопись, которой баловался и прежде — теперь уже всерьез и безальтернативно. Что превратило оставшиеся ему два десятилетия в непрекращающуюся борьбу за элементарное выживание…
Затмить признанных мастеров (типа Сезанна и Писсаро) с кондачка оказалось не так просто. Картин его никто не покупал. И Поль пытался привлечь внимание к своей неординарной персоне, превратив в произведение искусства свой внешний облик. Он рядился в умопомрачительно синий сюртук с перламутровыми пуговицами поверх голубого жилета с желто-зеленой вышивкой и застежкой где-то на боку, плюс шляпа с лазуревой лентой и белые перчатки — Дали, как видите, в смысле клоунады не был первым. Но и бытовая
А жизнь свободного художника — штука расточительная. От былого благополучия не осталось и следа. Средств не хватало не то что на краски — на кусок хлеба. Опять же, бесконечные скандалы — на сексуальной, прежде всего, почве (наш герой был жутким эротоманом и, извините, бабником несколько педофильского уклона: больше других ему нравились женщины лет тринадцати-четырнадцати) — привели его в «Желтый дом». Не пугайтесь — под этим названием вошел в историю домик в Арле, где проживал тогда Ван Гог, и «который он хотел и в реальной действительности покрасить в желтый цвет». Во всяком случае, серию знаменитых «Подсолнухов» он написал именно для интерьера этого знаменитого домика…
Два месяца провели художники там бок о бок: пили, снимали шлюх, спорили, ругались и, конечно же, работали, работали, работали… Особенно Ван Гог… Кстати, Винсент отрезал часть уха как раз после одной из ссор с Гогеном: ему показалось, что тот изобразил его на своем портрете слишком уж сумасшедшим. К тому же заявил, что отправляется в Океанию, а Винсент так привык к нему!
По другой же версии как раз искушенный в матросских драках Гоген полоснул приятеля, отхватив ему мочку уха, и уже потом, чтобы как-то оправдаться, выдумал историю про гонявшегося за ним с бритвой, а потом искалечившего себя в отчаянии припадочного Винсента…
Таким образом, желание срочно сменить обстановку у Поля было, а денег на поездку — увы. Тогда друзья устроили аукцион и продали три десятка его картин. Вырученных средств хватило на билет на пароход и даже на обустройство на новом месте.
Отбрасывая остатки пиетета, смеем заявить, что на Таити он махнул в непоследнюю очередь заради всё тех же легко доступных полуголых дикарок. Выбрав одну из натурщиц в постоянные сожительницы (родители взяли за малышку совсем недорого), Поль обрел некоторое душевное равновесие и плодотворно трудился, пока безденежье и первые признаки застарелого сифилиса не вынудили его бросить беременную девочку и снова отплыть на родину.
Проваландавшись там пару лет в новых амурах и распродав по дешевке часть картин, он снова сел на пароход (друзья помогли с 30 %-ной скидкой).
Собственно, теперь он плыл на Таити умирать…
Теура (так звали милую островитянку Поля) пожила в его хижине с неделю, после чего заявила, что боится струпьев и язв, покрывших ноги Гогена сплошным узором, да к тому же она теперь замужем за таким же как сама аборигеном, в общем, прощайте, мой господин…
Вконец обезноживший художник умер на Маркизских островах (это в Полинезии) в нищете и забвении. Несколько лет спустя в Париже состоялась выставка 227 его картин. Еще совсем недавно стоившие не более 200–300 франков, они шли теперь за тысячи, десятки тысяч. Двадцать лет спустя полотна Гогена подорожали в СОТНИ раз.
Все последние восемьдесят лет они только дорожают…
Порвав в девятнадцать лет с богемой, абсентом, а заодно и стихами, РЕМБО принялся (или продолжил) бродяжничать по Европе. В составе голландских колониальных войск оказался в Индонезии. Месяца не прошло — дезертировал, вернулся на родину. Скитался с бродячим цирком. Потом его занесло на Ближний Восток, в Африку. Наконец, он осел в Абиссинии. В качестве агента торгового дома «Барде и К». В надежде заработать на нелегальной торговле оружием.