Диармайд. Зимняя сказка
Шрифт:
Надо же, я спала с сидом, сказала себе Дара и от этой мысли даже развеселилась. И тут же веселье ушло, потому что фривольные воспоминания отступили перед следующей загадкой.
Почему Дара, когда Эмер думала о Фердиаде, вдруг спросила ее о трех ветвях Бриг, о целительстве, тайных знаниях и поэзии? Почему Эмер не пожелала говорить на эту тему? Напоминание об Аэдане – вежливое уклонение от темы, и только.
Первый вопрос имел только один ответ: потому, что для самой Эмер имя «Фердиад» было ключом, открывающим некоторые тайники памяти, например, тот,
А то, что Эмер решительно отправила Дару заниматься любовью с Артуром, было как-то связано с ее тайнами, или же она честно нашла самый подходящий для крестницы вариант?
Дара задумалась, глядя в иллюминатор на антарктический пейзаж под самолетом.
Выполняя волю крестной, она летела в город, где время выделывало неожиданные фортели, чтобы провести несколько дней в постели и выкинуть из головы всякие призрачные моря, синие намеки и неизвестно чьи голоса.
Заодно следовало присмотреть за крестницами – пора бы им, дурам, и помириться…
Фердиад!
Дара поймала себя на том, что при воспоминании о бывшем любовнике уже начала нервно вздрагивать.
Дурочка Сана поставила ловушку на сида! Она жива, цела, невредима, в своем уме, твердой памяти, – дешево отделалась. Да и Дара, если вдуматься, дешево отделалась – она оскорбила сида, унизила его вековую гордость и все еще жива. Более того – нашла способ исказить гейс.
Теперь она поняла, для чего Эмер потребовалась именно старуха Буи. Гейс, наложенный сидом, могла исказить только сида, человеку сие не дано. Еще одно подтверждение нечеловеческой природы Фердиада, кстати…
Но почему Фердиад не ушел вместе со всей своей родней в Другой Мир? Что удержало его в Этом Мире? Не может же быть, что любовь женщин! Кстати, что там толковала Эмер, будто некоторые сиды остались с людьми? О премудрая Бриг, сколько же их? Вот так прямо среди нас и ходят?…
Одна загадка тащила за собой другую. И удивительно, что краем уха Дара все же уловила просьбу пристегнуться. Самолет пошел на посадку, почти незаметно приземлился – и вот уже завибрировал салон, когда шасси помчались по бетонным плитам взлетно-посадочной полосы.
Пора было переключаться с логических загадок на эротические затеи.
Эмер верно рассчитала – любовь с Артуром, увы, невозможна, однако это и не пошлость, которая не позволяла Даре выбрать любовника среди мужчин фригидного города. Это – именно нужный вариант. А денег она зарабатывает достаточно, чтобы раз в месяц устраивать себе каникулы в постели.
О том, есть ли время на такие каникулы у Артура, Дара, естественно, не побеспокоилась. Художник же, трудится не по графику – вот, стало быть, и появится у него в жизни график…
Такси было заказано еще с борта самолета. Дара подумала – и велела везти себя в салон, носивший ее имя. Оттуда она могла дозвониться до Артуровой квартиры – этот ее избранник, в отличие от предыдущего, не пользовался мобильным телефоном, делая вид, будто
В салоне вела прием гадалка Зоя, Изора выехала чистить чью-то квартиру после визита тетки с дурным глазом, а Сана, как выяснилось, и не появлялась, ссора затянулась. Зато всплыло имя Кано. Дара только плечами пожала – неймется рыжему черту! Дома ему, видите ли, скучно – в чужом городе, в семейном салоне, без крыши над головой (судя по намекам Зои, романа ни с Изорой, ни с Саной у него не получилось) – веселее!
До Артура она дозвонилась довольно поздно – уже и Зоя, оставив ей ключи, ушла, уже и автоответчик, записывавший заявки, перестал тихо скрежетать.
– Добрый вечер, – сказала Дара. – Как насчет чашки горячего чая?
Она собиралась ошарашить Артура – и ей это удалось.
Когда женщина с победным воплем выскакивает из любовной постели, стремительно одевается и исчезает в ночи – это само по себе довольно дико. А когда она две недели спустя возникает снова как ни в чем не бывало, требуя чаю и всего того, что за чаепитием последует, остается только руками развести.
– Ты где? – спросил Артур.
– Я в центре, напротив драмтеатра. Так я сейчас забегу, жди.
С тем Дара и положила трубку.
Сообразив, что являться к любовнику с большой дорожной сумкой не стоит (в этом он бы, как всякий опытный мужчина, сразу усмотрел желание женщины надолго поселиться в его доме), Дара вынула то, что может понадобиться ночью, уложила в большой пакет, а сумку загнала под стол. Придя утром, Изора сразу сообразит, кто пожаловал в гости, и обрадуется.
Она шла по вечернему городу, размахивая пакетом, в прекрасном настроении – ей предстояла бурная и ни к чему не обязывающая ночь с человеком, который, после давних страданий и недавних вывертов, был ей просто очень симпатичен – и не более того. И еще две-три ночи, после которых можно возвращаться домой…
О том, чтобы вообще переехать сюда на постоянное или хотя бы длительное жительство, Дара не думала. Все-таки сейчас она, обжегшись на гейсе, стала осторожнее. Жить в одном городе с Артуром значило рисковать своими профессиональными качествами. Хватало ей и наваждение, которому для пущего соблазна дано звучное имя «Диармайд».
Она вошла в пассаж Геккельна – и навстречу ей полетело большое синее пятно. Дара шарахнулась, не сразу поняв, что это молоденькая женщина в короткой и пышной шубке из искусственного меха.
– Кыш, кыш, – сказала Дара синему меху. – Сгинь, пропади, полиняй!
И ускорила шаг. И влетела в подъезд, даже не подняв голову, чтобы увидеть заветное окно. Это было правильно – окно перестало быть заветным. И ничего подобного впредь не будет. И замечательно!
Артур впустил ее, и она тут же повисла у него на шее.
– Ну, что ты, что ты, Элечка!… – бормотал он, совершенно не понимая природы этой бурной страсти и заранее боясь неожиданной истерики.
Дара отстранилась.