Did that hurt?
Шрифт:
Этого просто не может быть.
— Почему…
— Помнишь, отец меня раньше времени вернул матери, в последний раз? Он застукал меня за мастурбацией на тебя. Ты копалась в саду, короткая майка и обтягивающие шорты. Я просто мечтал укусить тебя за эту прекрасную задницу, — Том обходит меня, чуть приподнимает и впивается зубами в самую ранимую кожу. Крик такой громкий, что я снова теряю голос. Адски больно. Больно. Больно… Том разжимает челюсти, и снова встает передо мной, звучно целуя в живот, оставляя кровавый след от своих губ на моем теле.
Моей кровью.
— Чертов псих! —
— Ты так смешно пищишь и закатываешь глаза, когда кончаешь. Твой Котёнок говорил тебе об этом? Хочу слышать тебя, снова, Ана. Хочу быть причиной твоего оргазма.
— Ты больной…
— Говорит мне та, в чьем доме целая комната для грязных игр. Говорит та, которая без брезгливости подкладывала свое красивое, молодое тело под старого козла. Мы достойны друг друга, Ана, — его руки на моей груди, он больно выкручивает сосок, другой лаская языком, и самое ужасное в этом — тело реагирует! Какого-то хрена тело реагирует, предав меня! — Пообещай мне, мерзкая сладкая крошка, что будешь пищать.
— Это твоих рук дело… Это ты убил Трэвиса, — и Алекс подтвердил это, я просто не могу поверить!
— Но мне было искренне жаль, что ты потеряла ребенка. В аварии папочка выжил, он даже пытался помочь тебе, но я это быстро исправил.
— Почему?..
— Потому что ты должна принадлежать мне, только мне, никому другому! — пощечина оглушает меня, а этот ублюдок отлетает от меня на метр, сам испугавшись своих действий. — Слишком много вопросов, Ана.
Кляп занимает свое место, а Том отходит от меня, по-хозяйски шаря в ящиках комода, пока не достает оттуда простой вибратор.
— Я хочу любить тебя, Ана. И я буду любить тебя, а однажды и ты полюбишь меня.
Резким движением этот псих разводит мои ноги, нанося на складочки много смазки, но сам не делает сексуальных действий. Прислонив холодную игрушку к моему комочку нервов, он включает вибрацию.
Сама того не желая, до тошноты от самой себя, я получаю удовольствие. Чисто физическое, но от этого не легче. Слезы льются без остановки, а всхлипы чередуются с тяжелыми вздохами, еще и чертов кляп…
— Смотри, Анастейша! — очередная пощечина, Том вошел во вкус, а я пытаюсь плотнее сжать бедра, подтянуться, я не знаю, лишь бы чертов вибратор не касался меня! — Давай украсим тебя, Ана. Ты должна принадлежать мне, никому другому, и ты будешь помнить об этом!
В его словах нет основы… Будто это и не его фразы, будто они заучены.
Он нервничает, даже озирается по сторонам, ищет кого-то, может Алекса, или что-то, а потом будто вспоминает и широко улыбается, доставая из кармана джинс нож.
Мне конец.
— Будешь дергаться — порежу еще сильнее, Ана, — холодный металл касается моего живота и разрывает кожу, пуская струйки крови. Господи, пожалуйста, как больно, как страшно… — Смотри, Анастейша!
Не имея возможности возразить, я наблюдаю, как это умалишенный ублюдок вырезает свое имя на моей гладкой коже. Я так хочу кричать, но лишь глубоко дышу, боясь даже пикнуть, с трудом держась. Бессердечный ублюдок, левой рукой он меняет скорость вибрации и снова плотно прижимает игрушку к моей плоти. Смотря мне в глаза, Том обводит свое имя в кровавое сердечко, и я вскрикиваю, нож входит чуть глубже, но все еще ранит только кожу, игрушка мучает меня, и я кончаю,
— Алекс испачкал тебя, надо стряхнуть… — новые и новые раны ножом, хоть и неглубокие, не менее кровоточащие…
— На, выпей, — распахиваю глаза, но реальность не меняется. Моя спина, мое тело, о боже… Том все еще держит свой нож в руках, но я больше не подвешена, а лежу на кровати.
– Пей!
Откручиваю крышку и делаю несколько жадных глотков простой минералки. Черт, моя голова…
— Хорошая девочка, — этот психопат наклоняется ко мне и целует в соленые от слез губы, но не требуя большего. Мягко взлохматив мои волосы, он укладывает меня на живот и довольно профессионально привязывает меня поперек кровати. Голова кружится, это из-за потери крови, я думаю. Я еще думаю.
— Знаешь, что чувствовал я, Анастейша? Что чувствовал я, когда этот урод пихал в тебя свой старческий морщинистый член?
— Заткнись!
— Сама заткнись! — он ударяет меня головой о матрас, и я сдавленно кричу от резкого движения. — Ты узнаешь. Ты же любишь его, этого Грея? — не могу ничего произнести, и Том оттягивает меня за волосы, заставляя смотреть ему в глаза. — Ты любишь Грея?
— Люблю, ты, тварь… Только тронь его…
— И что ты сделаешь?! Я уверен, Кристиан расскажет тебе, насколько больно ему будет сейчас. Видеть, что ты в руках другого, когда, как он считает, ты должна быть его!
Я была готова к боли. Я смирилась с растерзанной спиной. Но к боли за Кристиана я просто не была готова, не была готова к беспомощности и неконтролируемой ярости.
— Ты обещал, что не тронешь его!
— Смотри, урод. Смотри и запоминай этот момент на всю твою короткую жизнь! — Том смотрит куда-то вверх, и я замечаю камеру под потолком… — Смотри, кому она принадлежит, Грей.
Я слышу звук ширинки и шорох за спиной, я ощущаю как прогибается кровать за мной, я ощущаю горячие пальцы Тома в себе, но даже не подаю признаков жизни.
Одна его ладонь на моей заднице, и мне до тошноты плохо от его потных рук. Он паникует, медленно входя в меня, но тут же отстраняясь, будто бы пытаясь подготовить меня.
— Я никогда не полюблю тебя. Я никогда не прощу тебя… — найдя в себе последние силы, фокусируюсь на камере, которую отлично видно с этого места, лишь бы не ощущать Тома в себе, лишь бы не замыкаться, лишь бы не позволить ему думать, что он может сделать мне хорошо. — Я ненавижу тебя всей своей душой.
Грязная, мерзкая, противная, опозоренная. Изуродованная. До конца.
Кристиан никогда больше не захочет прикоснуться ко мне.
— А вы, великая Госпожа Стил, совсем не любите игр с ножами? — эта мразь выходит из меня, и я содрогаюсь всем телом, ощущая холодный металл на моих половых губах. Медленный глубокий вдох и тихий выдох. — Как по маслу, Ана.
Господи.
Я сосредоточена только на себе. На том, что «как по маслу» входит и выходит из меня нож. Он ранит стеночки, я ощущаю ноющую боль, я чувствую кровь, стекающую на постель, и я очень боюсь.